Председатель Совета Коммуны оказался благообразным седовласым, с аккуратными залысинами дядей среднего возраста и средней же комплекции. Несмотря на явно обозначенный «начальственный» животик, в гордой осанке заметно было его военное прошлое. Хотя «вживую» встречаться нам пока не приходилось, я знал, еще со времен «до налета», краткую биографию Крапинского. В общем, местный стандарт начальственной карьеры: боец разведроты, затем, после курсов, командирствовал там же, начиная от взводного и до комбата. Потом отставка, учеба в университете, руководящие должности в Совете Коммуны. Вплоть до наивысшей. Бывшие политические зэки, многие из которых имели серьезную теоретическую подготовку, создали тут достаточно интересную систему карьерного роста, с перекрестными экзаменами и тестами при назначении на начальственные (и не только) должности. Пока мне приходилось близко общаться только с военными, и среди них недостаточно компетентных для занимаемой должности не наблюдалось. Интересно теперь будет взглянуть на политиков.
Валентин встал из-за стола, искусно выполненного из установленной на ребра и часть тазовой кости какого-то ящера полированной доски, вышел мне навстречу и крепко пожал руку. После чего усадил за стол, придвинул стакан из мутноватого стекла, наполненный непонятного цвета напитком:
– Рад наконец с вами познакомиться, Валерий! Попробуйте нашего темного пива, в плену вряд ли вас таким баловали!
– Лучше не буду вам рассказывать, чем именно меня там «баловали», чтобы не лишить аппетита невзначай, – усмехнулся я, с опаской отхлебывая. Пиво, на удивление, оказалось вполне сносным.
– К сожалению, у меня и так хватает причин для потери аппетита. – Улыбка пропала с губ главы Совета Коммуны.
– Вот об этом мне бы и хотелось узнать поподробнее! – Поставив как-то слишком быстро опустевший стакан на стол и отказавшись пока от добавки, я приготовился слушать.
Крапинский был на удивление откровенен. Видимо, не питал насчет меня каких-либо подозрений и считал уже частью русской общины. В общем, я тоже ничего не имел против такой постановки вопроса. В конце концов надо будет тут прибиться к одному из берегов, и как бы естественно, что это будет Коммуна. Не в еврейском храме же мне обитать? Несмотря на некоторые, так сказать, порочащие связи…
Валентин тем временем по-военному четко излагал текущую ситуацию и свой взгляд на ее возможное развитие. Рассказанное им хорошо налагалось на уже известную мне картину, углубляя и дополняя ее. Боевые действия действительно уже около двух месяцев практически не ведутся. Нечем. Потери наших противодирижабельных отрядов, как оказалось, даже превзошли мои самые пессимистические ожидания. Сказалось изменение немецкой тактики и отсутствие нормальной координации между отрядами и разведкой после моего исчезновения. По словам Крапинского, на данный момент боеготовыми являлись всего три-четыре эскадрильи половинного, в лучшем случае, по сравнению с изначально запланированным, состава. Учитывая уровень потерь в последних боях, этого хватит всего на несколько стычек.
Но и противник более не проявлял активности. Остававшиеся в его распоряжении дирижабли не появлялись над территорией союзных народов, сосредоточившись в основном, по информации от следивших за Метрополией разведчиц, на доставке сырья из рудников Северного континента и охотой за варварами. Отсутствие столь привычных за последние годы бомбежек с воздуха и рейдов нацистских штурмовиков привело верхушку греческой и еврейской общин к мысли, что война выиграна, враг отступил и теперь много лет будет собираться с силами. И, соответственно, нет никакой необходимости продолжать активные боевые действия. Особенно рьяно проталкивали данную точку зрения представители «ангелов» как сыгравших основную роль в уничтожении дирижаблей противника. Несмотря на неоднократные запросы генерала Андрея Горденко, оставленного мной командовать объединенными силами перед злополучным полетом, в Полисе наотрез отказывались посылать пополнение в противодирижабельные отряды и грозились отозвать уже несущих службу. В русской общине не сомневались, что войну прекращать нельзя: немцы скоро восстановят силы и все наши успехи пойдут прахом, однако убедить союзников не удавалось. Короче говоря, коалиция находится на грани распада, и Крапинский опасался, что Коммуна вскоре окажется совершенно беззащитной перед лицом опасности. Ведь собственных противовоздушных средств у нее нет. Немногочисленные инженеры из Университета вместе с сотрудниками Наркомата обороны спешно прорабатывали возможности постройки дирижаблей силами сосредоточенной вокруг Ленинска промышленности, с учетом оставшегося после меня в «тайнике». Проблема была в том, что специалистов в данной области у Коммуны, само собой, не имелось и в Университете весьма туманно представляли, что именно надо делать.