Кто же тогда прощает, когда речь идет о самопрощении, и кто оказывается прощен? И к кому мы обращаемся, когда просим о прощении самих себя? И это не просто интересное философское упражнение. Это вопрос о практических аспектах самопрощения, ибо возникает ощущение, что, действуя одновременно в качестве прощающего и прощенного, мы пытаемся играть роль и прокурора, и судьи, и присяжных, и свидетелей, и подсудимого в одном лице! И еще: если мы не понимаем, кто с кем разговаривает у нас в голове, то нам сложно вести вразумительную беседу и находить хоть какие-то точки соприкосновения в дискуссии. А это означает, что нам нужно дать рабочее определение того, что означает «я».
Когда только мы предпринимаем попытку дать определение «я», сразу же обнаруживается, что никакого единого «я» и не существует вовсе. На самом деле мы представляем собой целое сообщество разных «я». И члены этого сообщества не всегда могут договориться друг с другом. У них могут быть разные цели и планы, – а это означает, что в каждый момент времени они склонны отстаивать совершенно разные (порой противоположные) позиции. Внутренний конфликт, протекающий в голове, вполне может выбивать нас из колеи.
В некоторых из своих «я» мы можем разглядеть архетипические субличности, каждая из которых обладает своим особым образом бытия и поведения. Это могут быть строгий родитель, профессор, принцесса, клоун, сыщик, девица в беде, рыцарь в белых доспехах, судья, сноб и так далее. И в уместной ситуации любое из этих архетипических «я» может взять бразды правления в свои руки.
Например, когда мы чувствуем себя эмоционально уязвимыми, велика вероятность, что на выручку придет клоун. Шутка – отличный способ отразить то, что воспринимается как атака, и избежать болезненных эмоций. Если мы любим заботиться о других, тогда в каждой ситуации, где нам видится девица в беде, на передний план выходит наш внутренний рыцарь в белых доспехах. Принцесса склонна активироваться во всех ситуациях, которые пробуждают в подсознании женщины воспоминания о случаях, когда собственный отец относился к ней как к принцессе.
Однако есть и другие «я», родившиеся от потребности выживать на ранних этапах жизни. Их называют
Большинство этих субличностей сформировались для того, чтобы преодолеть или пережить наши ранние травмы или скомпенсировать наши воспринимаемые недостатки – то, что составляет основу нашего болезненного самоощущения. Очевидно, все это имеет непосредственное отношение к нашему самоприятию и самопрощению. Травмы, которые подталкивают нас к развитию субличностей, могут быть очень разными – от жестоких физических издевательств и сексуальных домогательств до простого понимания того, что нас не принимают такими, какие мы есть. Люди, выросшие, казалось бы, в здоровых семьях, тоже бывают глубоко травмированы просто в силу того, что им по какой-то причине постоянно недодавали любви – например, в воспитательных целях. Эти травмы могут быть совсем незаметными для постороннего взгляда.
Ассаджоли показал, что для преодоления такого рода травм и полноценной реализации собственного потенциала человеку нужно наладить
И хотя в самой идее субличности нам видится некая патология, отчего кажется, что она применима только к людям, пережившим какую-то глубокую травму, на самом деле каждый человек живет под управлением целого внутреннего коллектива. Как мы уже отметили, коллектив этот состоит из немалого числа архетипических персонажей – и у каждого из них свои планы и задачи. Я хотел бы особо остановиться на трех из них, ибо именно в их типичных взаимодействиях мы можем найти ответ на наш непростой вопрос о том, кто кого должен прощать. Вот эти три персонажа:
Осуждающее «я» и любящее «я»