Радикальный ислам. Взгляд из Индии и России

Но как именно Пакистан должен был напоминать снова и снова обо всем этом? Очевидно, примером, наглядно демонстрируя миру, что названная мантра есть чистая правда. То есть постоянно поддерживая напряженность в отношениях с Индией, постоянно срывая нормализацию отношений под тем или иным предлогом – например, в Кашмире блокируя развитие торговых и культурных отношений, ставя препятствия для обмена газетами и журналами, налагая визовые ограничения и т.п. Такие препоны по-своему служили делу защиты государства Пакистан.

Преимущественно мусульманский Кашмир граничил с нынешним Пакистаном. Его присоединение к Индии во время раздела поставила под вопрос теорию «двух наций» («индусы и мусульмане – две отдельные нации»). Кашмир как составная часть Индии подрывал основной принцип, по которому формировался Пакистан.

Все, что Пакистан предпринимал, было, согласно искусству управления государством, значимо для выживания этого государства. Но Пакистан не принял в расчет одного обстоятельства. Он не принял в расчет того соображения, что с точки зрения выживания Пакистана как отдельного государства вопрос о мусульманах Кашмира, да и Индии в целом, должен оставаться всегда неурегулированным.

Именно всегда – потому что Индия ни в коем случае не могла позволить, чтобы Кашмир стал подтверждением той теории «двух наций», на которой был основан Пакистан.

Ведь Индия не признала теорию «двух наций». Индия была основана как светское государство. Если бы она уступила Пакистану штат Кашмир по той причине, что мусульмане составляют в нем большинство, она тем самым поставила бы под вопрос свою позицию о принципах светского государства, свое неприятие теории «двух наций» и свое непризнание того, что индусы и мусульмане представляют две разных нации.

Тут надо было избежать ловушки. Мы признали существование Пакистана, потому что его существование вписывалось в более широкое представление о взаимном уважении наций. Но мы не признали теорию «двух наций». Создание Пакистана было неким свершившимся фактом, навязанным нам британцами. Нашим же идеалом были принципы светского государства и, следовательно, неприятие идеи о том, что разные религиозные общины образуют разные нации. Поэтому мы признали существование Пакистана, но были исполнены решимости не принимать теории «двух наций». Действовать в соответствии с этим убеждением надо было или в высшей степени тонко или двойственно.

Чтобы проявлять тонкость, нужна была одна линия поведения, двойственность – другая. Мы испробовали обе тактики – отчасти потому, что мы сами были разделены. Индийский национальный конгресс (ИНК), боровшийся за освобождение, вбирал в себя все оттенки мнений, от левых до правых. Однажды, во время всеобщих выборов Кришна Менон представлял одну часть Мумбаи, а С.К.Патил – другую, и оба были в списке ИНК. Менон был просоветским социалистом, а Патил занимал позицию чуть правее нынешних неоконсерваторов. Эти расхождения отражались на всех вопросах, включая вопросы о разделе Индии, о Пакистане и отношении к мусульманам Индии. ИНК публично выступал за светское государство и не принимал теории «двух наций». Но члены ИНК в частном порядке выражали мнения, включающие все политические оттенки, от крайне либеральных до резко «религиозно-разделительных» (коммуналистских).

Можно ли было избежать раздела Индии? Стал ли он благословением? Был ли временным состоянием? Эти расхождения во взглядах на раздел предопределяли и различие позиций в отношении Пакистана и, соответственно, влияли на отношение к индийским мусульманам. Неразбериха в умах отчасти подпитывалась предубеждениями против мусульман и незнанием истории их появления в Индостане. Высказывались мнения: они были захватчиками; они предали разграблению Сомнатх – легендарный индуистский храм Шивы; они разрушали до основания другие храмы; они вводили «джизгу» – налог на немусульман. Они ответственны за другие отвратительные деяния. Наконец, они отделились от нас, забрав с собой Пакистан.

Этот крайне предубежденный взгляд в отношении мусульман старались уравновесить иным, более просвещенным и сбалансированным. Если мусульманский правитель Газни – Махмуд – разграбил храм Сомнатха, то Харша – индусский правитель Кашмира в XI веке – имел при дворе специальное подразделение, в задачу которого входили грабежи индуистских храмов для пополнения государственной казны. Акбар с почтением относился к индуизму и создавал новую синкретическую религию, вбирающую в себя и традиции индуизма. Могольский принц Дара Шикох перевел Упанишады. Культура урду росла, подпитываясь из разных источников, мусульманских и индуистских. Наконец, индусы и мусульмане жили вместе на протяжении многих веков. И те, и другие на равных участвовали в великой борьбе за независимость против британцев.