– Да уж… Если так все останется, тогда что… повзрослеть бы скорее, что ли. Ну, в университет-то я легко поступлю снова, если что. Если меня на работе не признают. Только вот маме нашей совсем нелегко будет. У нее и так проблема… Теперь два паспорта нужно.
Тут вдруг из меня выпало такое, что я сам пожалел:
– Ну, вон у президента Франции жена тоже лет на тридцать старше, и ничего…
И тут папа истерично заржал… но, в отличие от меня, в обморок не завалился. Он ржал-ржал, слезы руками размазывал по щекам, а когда успокоился, сказал:
– Знаешь, президенты много чего могут себе позволить.
– Эй, вы скоро там?! – раздался вдруг хоровой голос нашей мамы.
Мы оба вздрогнули и оцепенели на пару мгновений.
– Крепись! – сказал мой маленький папа, осторожно похлопал меня по плечу и тихо спросил: – Что ответим?
– Да вы не шепчитесь там! – весело крикнула в другой комнате двойная мама. – Я и так ваши мысли читаю. Аль, ты ведь уже не боишься, да? Ты готов?
– Ох! У всех маленьких девочек мечта – подслушивать чужие мысли, – почти неслышно пробормотал папа.
– А у мальчиков разве нет? – откликнулась слаженным двухголосьем мама.
– Ну, мне же такой способности не дали! А тебе вот сразу все, здесь и сейчас. Это ж ты ей всю бадью с мороженым на стол поставила! – вслух и сердито отозвался папа и глянул на меня с нетерпением.
– Мам, заходи! Я не испугаюсь! – крикнул я… но, помнится, весь сжался.
Дверь открылась. И вошла наша мама в двойном числе… Самое удивительное, что они вошли не по очереди, а вместе – сразу обе оказались по эту сторону дверного проема.
– Вот что это? То ли дифракция, то ли вообще неизвестно что! – восхищенно проговорил папа.
– Слыхал, сын? Я теперь у папы какая-то дифракция. И как с такой ему теперь жить? – немножко нервно веселилась мама. – Такие вот теперь от него слышим комплименты. А ты что скажешь?
– Глаза разбегаются, – помнится, пролепетал я первое, что в голову взбрело, но это первое было и честным признанием.
Все движения мам-близнецов были абсолютно одинаковы, синхронны… Одета мама в двойном числе была так, будто в театр собралась. На ней была ее любимая бежевая шелковая юбка плиссе и более темная блуза. В ушах яркие кольца. Остроносые туфельки на шпильках в тон блузке… Только прическа была еще какая-то недоделанная.
Честно говоря, меня и вправду это зеркальное раздвоение мамы уже не напугало, тем более что она так веселилась в своем новом образе… однако немного повело, голова чуток закружилась, как будто мозг подсознательно силился выбрать, угадать, какая из них настоящая мама, а какая – копия.
– Какой-то тоже сомнительный комплимент! – хохотнула наша мама.
– Ты у нас теперь двойная звезда! – тотчас вывернулся из трудного астрофизического положения папа.
– Ладно тебе, двоеженец ты наш! – хохотнула мама, пока не приближаясь к нам. – Такое и французскому президенту не снилось!
Мы с папой грустно переглянулись.
– Нет, я в театр не собралась, – успокоила меня мама, а то мое воображение уже начало рисовать жуткие картины всеобщего обморока в партере и зрителей, падающих прямо вниз с балконов. – Просто весело и прикольно: все, что я пытаюсь надеть, сразу раздваивается… Да я сама не знаю, какая я настоящая! По-моему, мы обе. Так все странно видеть в четыре глаза, так все объемно выглядит. А можно и все, как в панораме, увидеть! Вот так!
И мамы стали синхронно разворачиваться в разные стороны… немного постояли спина к спине, только между ними оставался зазор примерно в полметра… потом обе повернулись к нам спиной.
– Только вот если лицом к лицу, то как-то не очень, – хором и даже стереофонически поделилась с нами мама… и повернулась лицом к лицу самой себе. – Как-то сразу горячо становится… и вот смотрите еще.
Две мамы осторожно потянули навстречу друг другу указательные пальцы. С расстояния примерно десять сантиметров между пальцами возникла дуга коронного разряда, при дальнейшем приближении возник ослепительный белый шар, а кисти нашей двойной мамы тоже засветились почти как у меня, когда я брал в руку ту проклятущую радиолампу.
– Хватит! – испуганно выпалил папа.
– Все-все, Паш, я и так уже обжигаюсь, – так же беззаботно констатировала мама чудеса, напичканные в нее таинственной малышкой-зайчишкой.
Она одновременно отдернула руки, шар с сильным хлопком пропал, и в воздухе сильно запахло озоном.
– Шаровая молния… – прошептал папа. – Обалдеть можно! Лин, ты так больше не экспериментируй, пожалуйста. А то, может, какая-то из тебя вся состоит из антивещества.
От этих папиных слов у меня ознобчик по спине пробежал.
– Тогда же рвануть уже должно было так, что мало не покажется! – продемонстрировал я с испугу дикие познания в физике.
И в тот же миг странная картина полыхнула в моей памяти… Две маленьких, совершенно одинаковых девчонки в белых халатиках несутся друг навстречу другу – и ба-бах! Сон, что ли, какой-то вспомнился? Жутковатый сон, но яркий такой, ярче многих воспоминаний о реальных событиях.
Мое веское опровержение папиной гипотезы его вовсе не смутило.