– Погоди, это ерунда, Стас. В общем, не важно, что я там делал, но помимо прочих там присутствовала вся верхушка черно-белых.
– И?
– Так вот, бывалые вояки из министерства обороны, волки из безопасников и твои коллеги с большими погонами аж бледнели, когда они мимо ходили. А если заговаривали с кем-то, то тот, с кем заговаривали, начинал вдруг заикаться или петуха давать.
– Ни хрена себе. А с чего? Они ж просто гражданские, так, лавочники и прочая шушера.
– Не знаю. Но что-то мне нехорошо от этой картинки делается. Я, конечно, против равноправия, братства и товарищества ничего не имею. Не социалист, но Маркса читал и кое с чем согласен. Но, сдается мне, если лавочники в смутное время к власти приходят, ничем хорошим это не пахнет.
– М-да…
Стас попытался вспомнить лицо того невзрачного представителя черно-белых, что буквально несколько часов назад выкрикивал с трибуны о воинах Бога и предназначении. И не смог. Невзрачный…
– В целом, как считаешь, чего ждать от такого конъюнктивита? – спросил Стас Скальпеля.
Скальп помолчал, вращая между двух ладоней пустой стакан. Потом ответил тихо:
– Этого я тоже, старина, не знаю. В том-то и беда… Но тревожно мне так, как будто вот-вот аврал крикнут, а я на толчке со спущенными штанами.
Ближе к полуночи Скальпель набрался так, как не набирался давным-давно. Стас бросил свое пальто на сдвинутые стулья в углу, где недавно дремал Бруно, и аккуратно перетащил туда друга. Тот мгновенно свернулся, прижав к груди ноги, и оказался вдруг маленьким, так что всего два стула было как раз. Стас подумал и накинул на него сверху кожаную куртку Бруно.
– Ты не против?
Бруно покачал головой и разлил на два стакана. Они выпили. На другом конце стола Шрам и Арчи доверительно обсуждали тот факт, что машины – это, конечно, зло.
– Вот, Арчи, когда мы были гардемаринами, у нас ведь не было машин. И мы были счастливы. А теперь?
– Что?
– Вот именно, теперь что! Теперь есть машины, у каждого есть, а у некоторых, – Шрам медленно, с заносом, кивнул головой в сторону Скальпеля, – есть даже личный водитель. А разве мы счастливы?
– Разве?
– Ни капельки, Ауч, ни капельки. А это значит что?
– Что?
– А значит это, что все дело в машинах. Не было бы машин, не было бы несчастья. И что получается, старина?
– Что получается?
– Получается, что я чиню причину мирового несчастья, Арчи. Понимаешь?
– Понимаю. Получается?
– В том-то и дело, что получается. Эх, знал бы, от какого «Хорьха» ты отказываешься!
Стас покачал головой и толкнул плечом Бруно.
– Похоже, сейчас на второй круг пойдут.
Бруно усмехнулся. Стас откинулся на спинку стула, закурил и приготовился наблюдать. Было уютно, пьяно и так, как должно быть.
По улице медленно полз густой слоистый туман. То ли снег так странно таял, то ли теплоцентраль прорвало где-то поблизости, а может, это выпитое уже давало о себе знать, приукрашивая действительность. Вдруг, словно от толчка, встрепенулся Скальпель, резко сел на стульях, замер с поднятыми, как при входе в операционную, руками и обвел окружающее мутным взглядом.
– Этот вопрос совершенно некстати, коллеги, – заявил он категорично, хотя никаких вопросов задано не было. – Вот вы, – Скальп обернулся всем корпусом, не опуская рук, к Шраму, – вы, юноша, простите, не помню вашего имени, скажите мне, что есть смерть с точки зрения современной медицины?
– Это ты… вы… мне? – опешил Шрам и, кажется, попытался принять стойку «смирно», не вставая со стула.
– Вам-вам, коллега. Что вы плаваете в очевидном? Это же элементарно!
– Куда плаваешь? – обернулся к Шраму Арчи. На его губе, как приклеенная, висела сигарета, и Стас все ждал, когда же она упадет, но она не падала.
– Затрудняюсь ответить, – честно признался Шрам и многозначительно кивнул на Скальпеля.
– Так вот, юноша, смерть с точки зрения современной медицины есть чужая, более того, вражеская территория.
– Н… н-н-не возражаю.
– Разумеется. Но в таком случае, кто такие мы с вами? Мы, врачи?
– Мы? Врачи?
– Да, мы. Мы, представители благородного племени врачевателей организмов. Кто мы?
– Кто? – почти в один голос переспросили Арчи и Шрам, со всем вниманием обращаясь к сомнамбулическому лектору.
– А мы, коллеги, есть пограничные войска, а также военная таможня в одном лице. И лишь нам дано решать, кому проникнуть на территорию врага, а кому – нет. И наоборот тоже, прошу отметить. С территории врага только мы возвращаем… Впрочем, есть еще Бог. И этот момент ставит меня в тупик и подтачивает мою стройную гипотезу. Печально… – С этими словами Скальпель вновь рухнул на стулья и мгновенно уснул.
– А я вот сейчас не понял, про что он говорил, – медленно повернув лицо к Шраму, прошептал Арчи.
– Я тоже. Про врачей, про таможенников.
– Коллега? – Арчи протянул Шраму руку, другой берясь за бутылку.
– Безусловно, – ответил Шрам, отвечая на рукопожатие.