Радио «Морок»

Дверной проем без двери, от которой остались только ржавые петли, вел в маленькую комнатку, по виду жилую. Я совсем не ожидала, что в таком неприглядном сарае может скрываться вполне себе приличное жилье. Интересно, зачем оно хозяевам? Тоже рассчитано на дачников? Но дяденька Митяй сразу бы об этом сказал. Какой дурак упустит возможность подзаработать?

Мы с мамой переглянулись — она явно думала о том же самом. Если развивать мысль в Лесином духе, то можно предположить, что все это было подготовлено специально для нас или в ожидании таких, как мы.

Когда мы шагнули в комнатку, в нос сразу ударил запах прелой листвы, мокрой древесины, слегка отдавало плесенью и грибами — наверное, из-за бани. Точно так же пахло в кладовке в подземном гараже.

В комнате оказалось довольно тепло для нежилого дома да еще в конце апреля. Тоже, наверное, из-за бани. Дяденька же говорил, что они ее недавно топили.

Главное, что паутина нигде не свисала, пыли тоже не сильно много было, так что мама, быстро окинув комнатку взглядом, сама себе кивнула и, аккуратно сняв кроссовки, прямо в носках прошла внутрь.

Удивительно, но некрашеные доски пола здесь были выскобленными и чистыми. Леся не поленилась нагнуться и потрогать пол пальцем, чтобы убедиться в отсутствии грязи.

Отлично! Значит, можно сидеть на полу, как дома.

У стены напротив окна стояла кровать, накрытая полосатым покрывалом, похожим на половичок. В старом буфете из потрескавшегося темного дерева на застекленных полках громоздилась неказистая посуда. Что меня обрадовало, так это полка с книгами. Вот уж совсем неожиданно! В сараюшке, летнем домишке, который хозяева готовы предоставить совершенно незнакомым людям, и — книги!

Еще была пара стульев и маленький столик у кровати, больше похожий на подставку для цветов. На стене над кроватью висел гобеленовый коврик с изображением известной картины «Охотники на привале». Я по ней в шестом, кажется, классе сочинение писала. Мы с Лесей и внимания на этот коврик особенного не обратили бы, если бы мама не начала радостно смеяться и твердить, что это настоящий шедевр и теперь-то мы точно будто побывали в Третьяковской галерее. Смеялась и держалась за голову. Мы даже забеспокоились, но потом поняли, что это нервное, и отстали от нее.

А коврик и правда, ничего такой. Яркий. Почти совсем не рваный, с бахромой. В оригинале-то картина серая какая-то, а тут такие радостные цвета, и охотники румяные, как будто хорошо так выпили и закусили. Но вообще, конечно, странный сюжет для коврика.

Окно, выходившее на огород и забор, закрывала занавеска из веселенькой, хотя выгоревшей на солнце, материи. Вообще-то, по моему мнению, такая ткань больше подошла бы для домашнего сарафана или там халата, но никак не для занавешивания окна. Хотя, может, это и был когда-то сарафан, кто знает. На подоконнике стояла пара пластмассовых горшков с остатками засохшего растения. Мама сказала, что это была герань. Я вообще без понятия, как выглядит это растение, а у Леси до недавнего времени был ботанический зуд: она везде, во всех цветочных горшках, где была земля, выращивала фасоль. Им задали классе в третьем вырастить что-нибудь, и мама на свою голову купила целый пакет фасоли. С тех пор, кажется, ни один наш знакомый не избежал подарка в виде пророщенного боба. Из каждого цветочного горшка торчала плеть фасоли, все одноразовые стаканчики использовались под посадки.

И вот сейчас я прямо угадала, что скажет Леся, увидев бесхозные цветочные горшки. И она не подвела:

— Эх, жаль, мы не взяли с собой фасоль!

Мама едва слышно простонала, но так, чтобы не обидеть младшую дочь.

Кровать, конечно, была самой примечательной вещью в комнате. Железная, со спинкой, похожей на кладбищенскую оградку (такая у меня возникла ассоциация), а каждую опору сверху венчал железный шарик. Мама сказала, что эти шарики откручиваются, внутри они полые, и туда можно прятать, например, записочки. Леся незамедлительно протерла один из шаров влажной салфеткой и, к нашему восторгу, действительно открутила. Внутри, к сожалению, ничего интересного не было. Только ржавчина.

— У бабушки моей двоюродной сестры такая кровать на даче стояла. И однажды я, когда у них гостила, потихоньку шарик открутила и украла. Не знаю зачем. Потом было так стыдно, до слез. Думала, как бы вернуть. В конце концов двоюродной сестре отдала, но она забрать забрала, а обратно прикручивать не стала. Ей этот шарик тоже показался уж слишком прекрасным для кровати.

Мама взяла шарик у меня из рук, подбросила на ладони пару раз и решительно прикрутила на место:

— Все, гештальт закрыт!

Во всем домике царила нежилая тишина. Только часы тикали: чу-чи, чу-чи, чу-чи... Я пошарила взглядом по стенам, но так их и не увидела.

— Вы на одной кровати поместитесь ли? — Неожиданно послышался за нашими спинами голос дяденьки Митяя.

— Да-да, спасибо, не волнуйтесь, — рассеянно кивнула мама, даже не оборачиваясь.