Радио Судьбы

И он выиграл. Приехал на маленький аэродром «Дракино», заплатил четыреста пятьдесят рублей, получил парашют и шлем...

Он смог.

Мезенцев намотал стропы и погасший купол на вытянутые руки и направился к зданию аэроклуба, с трудом сдерживаясь, чтобы не сорваться с места и не побежать.

Он снова чувствовал себя молодым и легким.

Мезенцев шел по летному полю и время от времени задирал голову. Вдалеке, то здесь, то там плавно опускались парашюты с подвешенными к ним черными точками, словно семена гигантского одуванчика.

Мезенцев шел и не мог сдержать радостной улыбки. Ему было хорошо. Так хорошо ему давно уже не было.

* * *

Десять часов сорок пять минут. Таруса.

Он и не думал, что будет так долго добираться. ТУДА – от поворота на Тарусу до горящей автоцистерны – он доехал за каких-нибудь десять минут. А ОБРАТНО...

Он сам не мог понять, что с ним происходит. Сначала эта кровь, затем... Затем он остановился, вылез из машины, расстегнул ширинку и с наслаждением помочился на фары. Он переходил от одной фары к другой и смеялся – так громко, словно и впрямь делал что-то смешное.

Потом он снова сел за руль и двинулся вперед, постепенно забывая о том, куда и зачем едет. Ему все время было смешно. Он даже закашлялся от смеха, и из носа вылетели кровяные сгустки. Они попали на приборный щиток, на лобовое стекло и на руки. Это вызвало у него новый взрыв хохота. Такого сильного и долгого, что заболел живот.

Когда заболел живот, он снова остановился, открыл дверцу и толкнул ее что было силы. Дверь дернулась на хлипких петлях и вывернулась в обратную сторону. Мужчина, не переставая смеяться, опустил до конца стекло, засунул в проем руку и навалился на дверь всем телом. Он дергал и наваливался до тех пор, пока дверь не отломилась совсем.

Теперь она оказалась у него в руках. Мужчина размахнулся и бросил ее в кювет. Но этого ему показалось мало. Он спустился с дороги и принялся прыгать на двери, оставляя пятками все новые и новые вмятины – рядом со старой, которую заработал в пробке на Волгоградском проспекте.

Когда мягкое железо, выкрашенное в белый цвет, стало напоминать бесформенный кусок теста, он немного успокоился. А потом снова рассмеялся.

Давно ему не было так весело – с тех самых пор, когда он единственный раз в жизни попробовал анашу. Тогда ему было восемнадцать, и он ездил с друзьями в дом отдыха, и какой-то узбек... «Его звали Аскер!» – промелькнуло в голове. Да, Аскер предложил ему анашу. Отвел в сторонку и тихо спросил:

– У вас кто-нибудь курит?

А он непонимающим взглядом обвел комнату, в которой от табачного дыма люстра была еле видна, и ответил:

– Ну да... Все курят.

– Нет. Травку? – вкрадчиво спросил Аскер. И тогда он, не задумываясь, сказал:

–Я.

Зачем он это сделал, черт его знает. Ведь он никогда не курил травку. И даже не собирался.

Аскер принес ему косячок, забитый в беломорину. Показал, как правильно втягивать едкий дым, пахнущий сгоревшим капроновым чулком.

Он действительно смеялся. И даже когда ему стало плохо и он с трудом добежал до туалета, все равно смеялся. Как сейчас.

Правда, сейчас он не курил. Но все равно хохотал во все горло.

Голова словно разделилась пополам, в одной половине тупо ворочались мысли о горящей цистерне и о том, что надо ехать в Тарусу, рассказать кому-нибудь о случившемся. А в другой... В другой полным ходом шло веселье. Там пили, пели и плясали. Обливали стены вином и выбрасывали стулья из окна. А он словно стоял внизу и, уворачиваясь от падающей мебели, прислушивался к тому, что происходит за этим ярко освещенным окном. И ему очень хотелось принять участие в общем веселье.

Он подумал, что было бы неплохо въехать в Тарусу на спущенных колесах. Черт возьми, вот это идея! И почему она раньше не пришла ему в голову? Если уж у машины нет двери, то зачем колеса? И кто сказал, что они должны быть накачаны? Куда прикольнее въехать в этот городишко на скрежещущих ободах!

Он похлопал себя по карманам. Жаль, забыл дома перочинный нож. Ах, как жаль!

Он открыл багажник и достал оттуда баллонный ключ. Длинный конец ключа был расплющен в виде небольшой лопатки – правда, недостаточно острой для того, чтобы ею можно было проткнуть колеса.

Он попытался. Но не смог. Однако его это не расстроило. Он выкинул ключ, и тот улетел гораздо дальше, чем дверь.

Он снова сел в машину и двинулся вперед по дороге.

Он что-то пел. Пел и сам не понимал что. Наверное, что-то веселое. Такое... Обалденно веселое. Невероятно веселое.

Он крутил руль в такт мелодии, которая билась в его голове сама, без какого-либо вмешательства с его стороны, будто кто-то ТРАНСЛИРОВАЛ ее, и от этого машина шла по синусоиде, постепенно увеличивая размах колебаний. Он выстукивал ритм на педали газа, и бедная «четверка» дергалась, словно у нее было что-то не в порядке с трамблером. А он просто смеялся и никак не мог отделаться от этого навязчивого ощущения потустороннего веселья.