Читаем Радио Свобода как литературный проект. Социокультурный феномен зарубежного радиовещания полностью

Отметим, что члены НТС были практически изгнаны с радио. С 1955 года человек, состоявший в союзе, не мог быть сотрудником Освобождения. НТС считался влиятельной, но при этом сомнительной политической силой. Сомнительной по двум причинам: во-первых, потому что союз сотрудничал с гитлеровцами во время войны (сотрудничество с Гитлером объяснялось и оправдывалось тем, что благодаря ему энтээсовцы проникали в Россию и распространяли там свою пропаганду, вербовали союзников), во-вторых, НТС был инфильтрован советскими агентами[69].

Важно понимать, что радио было создано для борьбы с коммунизмом, а не с народом и не с людьми. В американской пропаганде, которая велась через Радио Освобождение и затем через РС, было понятие «тайного друга»[70]. Все передачи должны были строиться так, чтобы привлечь слушателя. Они никогда не были антинародными, русофобскими и никогда не были направлены против населения. Руководство радио заботилось о том, чтобы эфир не был заполнен руганью в адрес советской власти, чтобы у слушателя ни в коем случае не было озлобления. Можно было говорить о преступлениях советского правительства, о том, что конкретный шаг антинародный, можно говорить о том, что совершено убийство кого-то из оппозиционеров, но нельзя персонифицировать зло. Критика должна была быть аргументированной. В меморандуме руководства РС[71] говорится, что «в тоне и манере передач не должно быть никакой злобы… следует принимать во внимание, что среди слушателей есть люди различных взглядов и убеждений…»[72].

В свою очередь, советская пропаганда формировала определенный образ РС и его сотрудников в глазах обывателя. «Доктрине освобождения был придан характер официальной правительственной внешнеполитической программы»[73], – писал А.Ф. Панфилов в книге «За кулисами “Радио Свобода”». Так автор обосновывал появление в названии радиостанции слова «Свобода». «Такие станции, как “Свобода”, – продолжал он, – стремятся вызвать “эрозию” изнутри, разрушить единство…»[74]. Отдельные параграфы книг советских исследователей посвящены обвинениям эмигрантов в предательстве. «Время от времени некоторые слушатели будут ускользать из СССР и переезжать в США, с тем, чтобы рассказывать американским станциям, какие сооружения оборонного значения строят русские», – писал Панфилов[75]. Одними из самых заметных исследований по американскому радиовещанию в годы холодной войны, кроме уже упомянутых книг А.Ф. Панфилова, были тексты советских авторов: Н.Н. Яковлева (ЦРУ против СССР. М., 1979), В.Н. Ярошенко (Подрывная радиопропаганда. М., 1977; «Черный» эфир: Подрывная пропаганда в системе буржуазного внешнеполитического радиовещания. М., 1986), В.Е. Голованова (Видимые и невидимые каналы (внешнеполитическая пропаганда США). М., 1973), Н.М. Кейзерова (Идеологические диверсии. М., 1979). Советские исследователи вещания РС редко упоминают имена сотрудников РС, работающих в эфире, в том числе русских писателей, фамилии которых, возможно, могли бы напомнить советским слушателям о существовании российской творческой эмиграции. Советские авторы избегают также цитирования передач РС и не обсуждают тем, поднятых в них, говоря лишь о том, что РС – «пропагандистско-диверсионный центр»[76], его сотрудники – «престарелые эмигранты, давно потерявшие представление о том, что творится в СССР»[77], а редакция РС «делает ставку на завоевание доверия аудитории и на эксплуатацию его… Пропагандисты “черного” эфира специальное место отводят “правде” – передаче правдоподобных сообщений»[78]. «Американские подрывные центры изощряются в попытках создать новые мифы, муссируя вымыслы о “советской военной угрозе”, о “нарушениях прав человека” в социалистических странах, о “международном терроризме” и т. д. Подрывная радиостанция “Свобода” не отличается от “черных” радиостанций фашистского толка ни злобным тоном своих выпадов, ни бессовестной ложью о событиях внутренней жизни СССР»[79], – пишет Ярошенко.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука