Радиоактивный ветер

Даша ни разу не спросила меня о том, что будет после. Я не имею, конечно, в виду какое-то конкретное событие, а просто – «после». Мы оба понимали, в каком месте живем, постоянно сталкивались с одними и теми же проблемами, понимали, что смерть и кое-что похуже постоянно ходят рядом, неподалеку. И вот я впервые встретил женщину, которая жила на войне, знала все ее приметы и… понимала меня. Это понимание между нами было практически инстинктивным, не требующим слов. Научившись ценить то, что дает тебе судьба, легче потом относишься к тому, что она у тебя забирает. Поэтому такими яркими были те мгновения счастья. И так долго помнилось то хорошее, что происходило в эти редкие моменты, и приходило понимание – лучше уже не случится никогда. Возможно, потом, с другой женщиной, будет больше привязанности, расчет или уже привычка, но вот так уже не будет. Настоящее случилось только здесь и сейчас, а потом… Пыль и тлен. Но ни капли сожалений.

Легкий шорох вывел меня из состояния философической задумчивости, заставив мягко высвободиться из объятий подруги, и, прихватив с края тумбочки новое приобретение с навинченным «тихарем», я осторожно стал подниматься на первый этаж. Было тихо, и шорох повторился уже громче, звук шел из гостиной. Голый мужик с пистолетом – это уже неожиданность, поэтому я в полуприседе выглянул в проем так, что видна была вся комната. На ковре в центре комнаты стоял мой побратим.

То, что это был Охотник, не было никаких сомнений: фиолетовая шкура и дареный медальон на шее. Изменяющий заметил меня, и в мозг ударило волной эмоций (узнавание, насмешка, радость и некое волнение). Я опустил пистолет и чуток выдохнул.

– Что у вас за манера являться ночью, да еще в такие неподходящие моменты?

– Прости, Тридцать девятый. Время. Надо идти. Ты и я. Видящий Путь ждет. Сейчас. Торопись.

Это было странно. Видимо, некто, кто мог приказать моему, казалось, полностью автономному побратиму, тоже возымел желание побеседовать.

– Даша уходит на рассвете, а под вечер придут люди. Без обид, но времени в обрез. Как далеко место встречи?

– Нет расстояния. Есть проход, дыра. Войдем – река времени остановится, выйдем – и будет как раньше – волнение, беспокойство и… страх – вот что передал мне Охотник. Чтобы заставить волноваться такое существо, как эта машина для убийства, нужно сильно постараться. – Ты должен выстоять, Тридцать девятый. Нет победы – нет нас обоих.

– Дай оденусь, и пошли. Попробуют убить, будем драться. Вместе.

– Вместе (тепло, радость, сожаление). Ты поймешь. Нет битвы этим. – Изменяющий поднял перед собой руку, выпустил и убрал лезвия когтей. – Есть битва здесь. – Он поочередно прижал руку сначала к сердцу, а затем к голове. – Оружие оставь. Не поможет.

– Вопросов нет. Дай мне пять минут.

Одевшись в приготовленный с вечера легкий комбез, я все равно спрятал нож в шовной нише левого рукава. Ритуалы ритуалами, но страховка не повредит. Дар я всегда носил с собой, и поэтому его присутствие в нательном, специально сшитом кожаном мешочке даже не обсуждалось. Когда я дал понять, что готов, Охотник разжал левую ладонь и резко подбросил к потолку некий искрящийся предмет, похожий на начищенную до блеска десятирублевую монету. Затем, протянув другую руку, прижал меня к себе. Что-то хлопнуло негромко, и на нас с потолка стала осыпаться белесая, светящаяся пыль. Получалось нечто вроде кокона, внутри которого мы с побратимом оказались. Свет померк, все стало молочно-белым, словно плотный осенний туман. Повеяло холодом, потом стало невыносимо жарко и нечем дышать. Я отрубился.

Через мгновение, как мне показалось, я уже снова стоял на ногах. Мы перенеслись в какую-то пещеру с высокими сводами. Охотник придерживал меня под руку. Он повел за собой по широкому тоннелю, плавно уходящему под землю. Проход был довольно широким: в ряд могло пройти человека три в одну сторону. Скальная порода была того же цвета, что и шкура Охотника, поэтому тот мог просто прислониться к стене и перестать быть видимым. Скорее всего, место, где мы оказались, было на большой глубине – периодически начинало звенеть в ушах. Метров семьдесят или сто.

Наконец тоннель закончился и мы оказались на пороге большого зала. Это было квадратное помещение, вырубленное в скале, с абсолютно гладкими стенами и четкими гранями углов. В центре зала лежал плоский, полуметровой высоты широкий камень, на котором можно было сидеть. Точно такие же, но длинные, метров по пятнадцать, скамьи располагались вдоль западной и восточной стен зала.