Радиостанция паники (СИ)

Генма был настроен серьезно, чем до жути меня раздражал. Я знал, он делает это специально. Пытается идти от противного, пробудить тот высокомерный пофигизм, с которым в последнее время у меня были некоторые проблемы.

— Ладно, — я потянулся, взмахнул руками. — В этот раз должно получиться.

248 — Эйфория (6)

Дядя Миша будто на шашлыки приехал. Не успел я глазом моргнуть, он уже расстелил газетку, разложил на ней явства. Из явств у нас сегодня сушеная рыба, какой-то змейски острый сервелат и пойло, из еще неведомых человечеству химических элементов.

— Ты че там, гвозди забиваешь? Ты бей с размаху, чтоб разлеталось все к херам собачьим! — прикрикнул он и немедленно накатил.

Сегодняшние враги лезли из треугольного разрыва на вершине сопки, далеко за городом. Они были не особо сильными, а с виду напоминали черные ходячие ананасы. Мне стало любопытно, откуда такие гады берутся. На той стороне было темно, и воняло как в туалете аэропорта. Окна в такие европы надо срочно закрывать.

Это тренировочный и воспитательный момент. Старик комментирует мои действия, отмечает ошибки, а сам отдыхает душой. Может быть, стоит поторопиться, пока он окончательно не отдохнул.

— Ну чего ж ты делаешь, родной? Больше рвения, больше! У нас на заводе мужики в нарды играли с большим энтузиазмом, чем ты тут защищаешь родную землю!

— Да что не так-то?! — крикнул я, оглянувшись. Ананас проткнул меня щупальцем. В боку осталась дыра, что быстро заросла смолой.

— Вот то-то и оно, не так. Не отвлекайся!

Я начал беспорядочно махать молотом, в шести случаях из десяти попадая по наглым корявым мордам злодеев. Их оставалось всего двое, а после успешного приема — вообще не одного.

— Плохо, Артур. — кивнул старик. — Хорошо, но, бляха, плохо.

— Так ты объясни, дядь Миш. Я ведь мыслей не читаю. — пока еще. — Вроде как, действую максимально эффективно.

— Ты эти рехламные лозунги для начальства оставь. Надо быстро! Вот прям, чтобы ух!

Старик нехотя оторвался от своего обеда и подошел ко мне. Как по заказу, из разрыва появился еще один неулыбчивый Ананас Денисович. Дядя Миша плюнул на кулак, покрыл его зловещей энергией безумия и за один удар вогнал монстра в почву. — Видал? Ух.

— Ты не сравнивай. Какой у тебя уровень, а какой у меня.

— Уровень, хех. Уровни, они для крестьян. Будешь ток на них полагаться, далеко не уедешь. — он стряхнул красную дрянь с руки. Капли безумия выжгли и без того жухлую осеннюю траву. — Видишь эту срань.

— Ага. Энергия способности, которая схлопнулась. Ты рассказывал.

— Вроде того. Но не только. — старик тяжело вздохнул. — Это не просто мозгодерство, которое Паутина дает. Эта красная дрянь, она тоже не просто так. У нее смысл есть. Ну-к, пошли.

Я пожал плечами и отправился вслед за ним. Далеко идти не пришлось. Дядя Миша встал на краю обрыва, прямо над морем.

— Вот смотри, Артур. Я смолоду на войне. Было у меня на фронте дохера друзей. Многих положили. Нормальных парней, хороших. И за что? Пес его знает, мы ведь даже не понимали тогда, из-за чего они воюют. Мы-то понятно. Но, ладно, не об этом я. А потом знаешь, что было. Стигма заявилась. Появился у меня, значит, этот дар. И что, закончилась война? Да хрен там.

Я слушал молча, потому что старика было легко сбить с мысли. И тогда, понеслась бы очередная офигительная история про Лаос. Чтобы их слушать, нужен особый настрой.

— Безумие это, которое красное… В нем память о людях, которых я потерял. По разным причинам. Может, в бою. А может и не в бою. Но это не важно. Важно, что я про них помню. И пока я здесь, клянусь тебе, Артур, я этой памятью зашибу любую суку, едри ее мать в задницу советским бронепоездом, из-за которой люди страдают. Так что запомни — в твоей силе должен быть смысл. Должна быть идея, усек? Просто качаться, жрать атму в три горла, может любое говно. А мы с тобой должны защищать, разруливать, и если все накрылось медным тазом, мстить. Даже если у тебя ни хера не осталось. Нет, особенно если чего не осталось. Тогда, у тебя появляется причина вмазать на полную катушку. Чтобы дошло. Понимаешь?

— Ну так. — не понимаю, для чего обязательно надо было переться на обрыв.

— Ладно тогда. Пошли, найдем еще каких-нибудь мерзавцев. По дороге, можно и в Обжорку заскочить.

…

Признаю, тогда я не совсем понял, о чем он говорит. Знаю, там такой очевидный посыл — будто тебя самого по голове молотком лупят. Но я не понял. Или, скорее, не осознал.

Не осознал, пока мой брат не погиб по собственной глупости, став марионеткой совершенно чуждых сил. Не осознал, пока моя сестра не превратилась в совершенно незнакомую, странную женщину, к которой я просто не мог относиться как раньше. А потом сделала это еще раз.

Девчонка, которую я обещал защитить, погибла. Я ничего не смог сделать, и так же ничего не смог сделать после. Искры усилились.

Тем временем, Луиза позволяла себя мутузить. Уж не знаю, получала ли она от этого какое-то извращенное удовольствие. Тяжелые кулаки Четыреста второго сбивали ее с ног, заставляли кубарем летать по шахте и разносить спиной ребра, вздымавшиеся из биомассы.