Радиостанция«Тамара»

– Я знал, что приедешь, – буркнул вместо приветствия. – У нее, между прочим, гангрена. Зря измучил животину. – С тем подхватил и унес ее вместе с ватником.

Денег на этот раз не взял. А я не стал ждать его возвращения, чтобы не увидеть, какие у него после всего этого глаза. Опрометью бросился на станцию, времени хватило лишь добраться без опоздания на работу. Вчерашний день был как бы не в счет, я о нем даже не вспоминал. Но это я не вспоминал, а на работе, видать, очень даже вспоминали. И от дверей лаборатории, как зашел, меня сразу завернули наверх, к начальству.

– Иди! Иди! – произнес Носов, в голосе его я услышал скрытую угрозу. – Тебя давно ждут. – Но тут же он нагнал меня в коридоре и другим, почти нормальным тоном прошептал, что «эти», наверху, на точке закипания и мне надо наплести чего-нибудь насчет болезни, иначе всыпят строгача, если не отдадут под суд!

– Ну и пусть, – буркнул я.

– Ты не горячись, не горячись, – твердил Носов, почему-то оглядываясь. – Соври, придумай что-нибудь, зачем подставляться!

Эти слова у меня еще звучали в ушах, когда я всходил по лестнице, как на Голгофу, на опасный второй этаж.

Меня и правда ждали. В кабинете у Комарова уже находилась спешно призванная для разговора табельщица Зина, нервное и усушенное на корню существо, прозванное нами за глаза Воблой. Но самой отличительной чертой табельщицы была ее врожденная трусость, она всего и всегда боялась: боялась простуды и жары, боялась начальства и работников, боялась своей собственной работы. И тут, в кабинете, присев на кончике стула, она сжалась вся, опасливо рассматривая свои собственные туфли, меня она как бы не заметила. Здесь же пребывала Люся из секретного первого отдела. Сперва я подумал, что она случайно: засиделась по делам, листала какой-то журнальчик и никак не вмешивалась в наш разговор. Но судя по тому, что журнальчик надолго замирал в ее белой ручке, она не просто сидела, она слушала.

Первый вопрос Комарова был такой: что случилось, я прогулял целый рабочий день и никого об этом не предупредил?

– Ты не заболел? – поинтересовался мрачно Комаров, глядя мимо меня в пространство. Он явно старался мне помочь, подбрасывая нужный ответ, единственный, может быть, спасительный.

Но я не мог соврать, как учил меня Носов, и пробормотал, что, в общем-то, здоров.

– В чем же тогда дело? Может, дома что… Ты с кем живешь-то?

Я посмотрел на Люсу, журнальчик давненько замер на какой-то странице. Вобла рассматривала свои туфли и громко сопела. Комаров изучал стенку за моей спиной.

– С кошкой я живу, – сказал я.

– Но… Не с кошкой же, прости, несчастье? – настаивал Комаров.

– Нет. С Дамкой.

– С кем? С кем? – спросила, ухмыльнувшись, Вобла Зина. Но тут же испугалась своей улыбочки и строго поджала губы.

Но Комаров почему-то обрадовался моему откровению.

– Ах, с дамой! – и взглянул на реакцию Люси и Зины. – В твоем возрасте, понимаю!

Дама – это дама! – произнес он напыщенно, с глуповато-фальшивой улыбкой. – Надо, Зиночка, понять и простить, я так думаю. Мы оформим задним числом, ведь правда же… У него и отгулы… Да он и не прогульщик у нас, это же первый случай! Из-за дамы!

– Прям не знаю, – протянула Зина, сверля меня глазами. – Дама, вишь? Что за дама?

Если каждый из-за дам начнет прогуливать…

– Не начнет! Зина! Что вы! Да никто и не узнает, мы ведь и писать не станем, просто разрешим отгул субботним числом, правда?

Комаров тут же приказал мне сесть за его стол и написать заявление об отгуле, а число поставить субботнее, ну и, конечно, подпись.

– Смотрите. Вам отвечать! – предупредила табельщица и ушла. Следом поспешил и Комаров, потребовались, наверное, какие-то еще усилия для уговоров пугливой Зины.

В кабинете остались Люся и я.

Я сидел, катал свое заявление, а она все листала журнальчик, время от времени поглядывая, как я пишу.

Вдруг сказала, обращаясь не ко мне, а к журналу:

– Конечно, такой прогул – уголовное дело. Но, думаю, на первый раз обойдется…

Тем более несчастье… Ты правду сказал?

Я кивнул, а про себя подумал, что Дамка, если бы я бросил ее умирать там, в дровах, меня не простила бы, да я и сам себя не простил. А значит, мое неожиданное вранье вовсе не вранье. Так, маленькая неправда, подхваченная сметливым начальником.

– С кем не случается… В молодости, – с видимым сочувствием продолжала Люся. – Да еще – дама… Кстати, я, кажется, тебя видела с какой-то дамой в электричке?

Это не она? – И когда я помотал головой, спросила: – А кто она, не секрет? Мне показалось, что я ее где-то видела. Она не в институте работает?

– Нет, – отвечал я, не поднимая головы. Это смахивало уже на допрос.

– А где же она работает?

– Она нигде не работает.

– Учится? Где она учится?

– Я точно не знаю.

Заметив, что заявление дописано, да оно давно было дописано, это я валял ваньку, тянул, чтобы выиграть время, сообразив, что вся эта процедура с заявлением затеяна неспроста, Люся ловко подхватила листок со стола, как бы показывая, что решение моего дела у нее, а не у Комарова в руках.

– Как же так? – спросила она. – Дружишь с девушкой и даже не поинтересовался, где учится?