Радиус поражения

Он сумел преодолеть обгорелые остатки завала. Цепляясь за перила смог перебраться через обрушившийся лестничный пролет. Перешагнул через двери, выпавшие из проема от жара или взрыва. Нашел родителей. Нашел сестричку. Это нетрудно – из квартиры исчез весь хлам – пошел на завал внизу. Найдя Ксюшку, он пытался закричать, но из горла не вырвалось ни звука – он нервного потрясения парализовало голосовые связки. Потом ноги престали ему повиноваться – он упал на колени, не чувствуя боли.

А что он еще ожидал здесь найти? Живых родителей и радостную Ксюшу? Он ведь всю дорогу сюда ехал, не задумываясь о том, каким образом они могли уцелеть при всем этом. Не верил он в это. Невозможно поверить – не при таком отце и матери. Но заставил себя о таком не думать – надеялся до последнего, искренне заставляя себя считать, что все будет хорошо.

Капризы дурацкого сознания…

Ему надо было сюда попасть. Очень нужно. Теперь он понимал Олега – тот поступил правильно. Надежда, какой бы призрачной она не была, имеет право на шанс. И за этим шансом он шел до конца, оставаясь все тем же Тохой-разгильдяем, для которого жизнь не более чем игра с простыми и удобными для него правилами. По этим правилам у него всегда все должно быть хорошо. А если неприятности, то мелкие и легко решаемые. А если он их упорно не решает, значит, они его не настолько беспокоят, чтобы преодолеть демонстративную лень.

С ним такое не могло произойти. Он готов был даже смириться со смертью родителей – это абсолютный максимум того, на что он согласен. Но на Ксюшу он не соглашался. С ней не могло такого произойти. Но произошло. Почему так?

Он проделал долгий путь.

Он нашел своих родных.

Его путь теперь закончен.

Поднявшись с колен, Тоха, позабыв про оставленный на полу автомат, направился вниз. Там, неподалеку, он видел мусороуборочную машину. При ней обязательно должна быть лопата.

* * *

Память странная штука. У Тохи она была более чем отличной, но первые часы после возвращения домой он запомнил плохо. Помнил, как тяжело было копать могилу – земля под окнами была не сказать, чтобы слишком мягкой. Но он все же выкопал. Как он сумел стащить вниз тела родителей, через разрушенный лестничный пролет, он не помнил – огонь их несколько уменьшил, но не настолько, чтобы оставшееся можно было перетаскивать с легкостью. Но точно помнил – как-то стащил. Закопал всех троих вместе.

Потом провал в памяти. Вроде бы он просто бездумно шатался по окрестностям. Вокруг кипела ночная жизнь. Новая жизнь. Хрустели кости под челюстями «четвероногов», во мраке прошмыгивали длинные хищные тени. Тоху они не трогали – сытые. Или боялись связываться с таким придурком. Чувствовали, возможно, что с ним что-то не так.

Сколько это продолжалось, Тоха не мог сказать. Он будто сбрендил. Паралич сознания. И более-менее пришел в себя лишь в общественном сортире, занимаясь поливом писсуара. Как он попал в эту клоаку, он не помнил. Зачем сюда попал, тоже не понимал. Нет, в принципе понимал, но неясно, к чему такие цивилизованные сложности – малую нужду сейчас можно справлять хоть посреди главной площади города. Можно залезть на памятник «Главной шишки» и помочиться ему на голову. Или даже кучу наложить. Никто не сделает ему замечание – свинкам пофигу, крысам тем более.

Туалет, как и положено, силами посетителей был оборудован коллекцией надписей, начиная от самых примитивно-практичных в духе: «Пассив. Зовут Федор. Анал. Звонить по телефону …», до злободневных, политически-экстремистких, или даже философских. Одна из таких непростых надписей красовалась прямо над используемым Тохой писсуаром: «Что я здесь делаю?»

Тоха задал себе этот вопрос вслух. Ему понравился звук собственного пробудившегося голоса и потаенный смысл удивительных слов – он повторил вопрос еще раз. А потом еще и еще. Примерно на пятнадцатый повтор он, застегнув штаны, вышел на улицу и уверенно направился к перекрестку – там полыхал костер, освещая рассевшихся кружком свинок.

Не переставая задавать себе понравившийся вопрос, он сорвал с разгрузки гранату, обхватил ладонью ребристый холодный бок. Что там говорил Чижов? Граната оборонительная, и бросать ее надо из укрытия, чтобы не пострадать самому – разлет осколков приличный. Глупый лейтенант – ничего он не понимал в гранатах.

Не заморачиваясь с возней над загнутыми усиками чеки, Тоха ухватил кольцо зубами, сжал челюсти, выдернул его под аккомпанемент треска рассыпающейся эмали, сплюнул. Костер уже перед носом – видно каждую деталь. На пылающем колесе от грузовика корчатся, чернея на глазах, куски картона – свинки подкармливают пламя упаковочными ящиками. Сидят вокруг на корточках, зажав автоматы меж коленей, загадочно поблескивая стеклами противогазных масок. Да что в вас загадочного? Вы все тупые твари – вам только детей заживо сжигать в родных домах, а против серьезного мужика вы никто – вас и десятка на такого мало.

Тоха не был серьезным мужиком. Но ему сейчас все было фиолетово. Он даже не забивал себе голову математикой – не пытался сосчитать противников.