Радиус взрыва неизвестен

На этот раз он не стал обувать свой единственный сапог и выскочил босиком. Судно еще швыряло, но ветер уже стих, шла мертвая зыбь, постепенно утихавшая. Чуть светало. Впереди, по носу сейнера виднелся косяк дельфинов, беззаботно кормившихся салакой, которую они сопровождали к самому берегу, куда рыба ушла от шторма. Впрочем, берег был еще не виден, только зубчатый горизонт показывал, что впереди земля. Сейнер спускал шлюпки перед заходом на лов.

Теперь Чащина уже ждали в шлюпке, его место было определено. Едва он спрыгнул в качающуюся посудину, как ему протянули винтовку. Все выказывали ему уважение. Прошлая неприятность была забыта.

Максимиади отдал команду, и сейнер пошел по широкому кругу, обнося сеть. Федор увидел на корме тоненькую фигуру Вари и пожалел, что не подошел к ней, не сказал, что не надо ему никакого адреса, что он будет ждать приезда редактора и только тогда станет разговаривать с ним о своей статье. А может, и не станет. Может быть, он просто поедет в Мылотрест, ведь там такие же недостатки, опишет их, а потом добьется, чтобы горком или обком партии вынес решение, которое показало бы Трофиму Семеновичу, что прошла пора очковтирательства, что надо работать иначе…

Но тут сейнер повернулся бортом, тоненькая фигурка пропала, дельфины забеспокоились, и рыбаки принялись шуметь, чтобы не выпустить их из обмета. А когда круг замкнулся, Чащин уже ни о чем постороннем не думал, он стрелял, стараясь поразить животное с одного выстрела. Потом дельфинеры в прежнем порядке принялись вылавливать добычу. Она и на этот раз была не плохой…

Уже рассвело, когда они выгрузили убитых животных на палубу сейнера и подняли шлюпки. Море утихло, особенно здесь, где они были сейчас, в заливе, образованном длинной песчаной косой и гористым берегом. Прямо перед сейнером находились пять-шесть зданий здравницы, затененной крупными деревьями. Чащин без всякой задней мысли спросил у Максимиади, как называется это местечко.

— А это дом отдыха «Чинары», — безразлично ответил Максимиади.

Чащин вздрогнул. Максимиади разгладил рыжие усы, внимательно посмотрел на журналиста.

— Имеете интерес?

— Что? Что? — не понял Чащин.

— Имеете интерес, спрашиваю? Дамочка или девушка отдыхает? Могу отпустить. Мы теперь идем на береговую базу. Будем заправляться горючим. Так что до вечера можете считать себя свободным… Только вот одежда у вас…

— Черт с ней, с одеждой! — воскликнул Чащин и позвал приятеля: — Миша, иди сюда!

Михаил нехотя отошел от Вари, которая пересчитывала дельфинов.

— Собирайся, поедем на берег представляться редактору! — сказал Чащин.

Михаил как-то странно посмотрел на Чащина, но ничего не сказал.

Чащин сбежал вниз. Ему не надо было долго собираться: взял блокнот, сунул за пазуху статью — и был готов. Михаил, что-то ворча, копался в своем черном мешке.

— Скоро ты? — нетерпеливо крикнул Чащин.

— А я жду, может, ты еще одумаешься? — хладнокровно сказал Гущин. — Ты на Варю посмотри, на ней же лица нет!

Чащин сел на койку. В нем закипел гнев. Но не на себя, а на приятеля, который вдруг нарушил то чудесное душевное равновесие, какое установилось в нем, едва он решил ехать в «Чинары».

— Ну и утешай ее, а я поеду!

Гущин вздохнул, буркнул:

— Подожди, переоденусь и аппарат заряжу…

Когда они вышли на палубу, Вари нигде не было. Максимиади неодобрительно посмотрел на босые ноги журналиста.

— Возьмите мои сапоги, что ли, — предложил он.

Чащин обрадовался было, но, взглянув на железную палубу, вспомнил, что бригадиру придется весь день мотаться по ней, обжигая ноги, потом еще ходить по городу, и отрицательно покачал головой:

— Нет. Мы потом заедем в Камыш-Бурун, я переоденусь. Если все будет хорошо, нам не придется возвращаться на судно…

— Дай бог, дай бог! — проворчал бригадир. — Ну, а если вас встретят плохо, так имейте в виду, здесь для вас есть место. Нам такие стрелки нужны.

Сейнер подошел к самому берегу. Спустили шлюпку. Чащин, босой, прошелся по палубе, заглянул как бы ненароком в окно радиорубки, но оно было задернуто занавеской. Остановился у двери, но постучать не осмелился. Потоптался немного и пошел к шлюпке.

Шлюпка отвалила от судна. Рыбаки стояли у борта, навалившись грудью, и бросали шутливые советы. Вари среди них не было…

17

Берег был пуст, только на пляже сиротливо стояли «грибки» и лежаки под ними, да на асфальтированной дорожке, что вела сюда от санатория, отпечатались чьи-то следы по утренней росе.

Однако, пройдя несколько шагов, наши путешественники обнаружили живого человека. Судя по совсем не пляжному армяку и ружью в руках, это был сторож. Но кого и что охранял он? Может быть, море?

Страж дремал, привалясь спиной к защищавшей пляж от берегового откоса подпорной стенке, на которой висела фарфоровая табличка с надписью:

^{«НЕ ПОГРУЖАЙ В ВОДУ}

^{ОБЛАСТЬ СЕРДЦА!»}