— Зачем? — удивился Староверов. Он искал взглядом резиновые перчатки, нашел их на стеллаже. Там же стояли и термостат и вакуумный котел. Взял перчатки, осмотрел их, сказал лаборантке:
— Продезинфицируйте их и немедленно доставьте материал для исследования.
— Материал здесь, — ответила лаборантка.
— Тогда я пока займусь им, а вы позаботьтесь о пополнении. И возьмите у профессора Краснышева копии его культур.
— Копии тоже здесь, — сказала лаборантка и показала на шкаф.
— Нас ждут, — напомнил главврач.
— Да, мне нужен тот план. Пусть его принесут. — Он перестал думать о людях, ожидавших его.
— Вы же не устроились даже, — напомнил врач.
— Чемодан можно отнести в гостиницу. Товарищ Бессонова потом съездит, если мне что-нибудь понадобится.
— Просто Лиза, — мягко сказала лаборантка.
— Хорошо, Лиза, — послушно повторил он.
Ермаков пожал плечами и вышел.
Когда он вернулся вместе с остальными членами комиссии, Староверов уже стоял в перчатках над термостатом и просматривал копии культур Краснышева, сверяя обозначения с журналом профессора. Лиза устанавливала под микроскоп очередное стекло с мазком. Большой стол был завален описанием анализов, сделанных в первые дни болезни. Секретарь горкома устало улыбнулся, сказал:
— Уже устроились? Хорошо. План — вот.
Он раскинул его на столе, и Староверов увидел синие отметки. Они располагались волнистой линией от порта к центру города.
— Кто здесь? — спросил он, указывая на первый синий кружок.
— Буфетчица порта. Свиридова.
— Это?
— Чистильщик сапог Маргеладзе.
— Здесь? — Староверов указал на густо заштрихованный синим карандашом треугольник.
— Магазин промтоваров и подарков. Продавщица Елина. Лежит четвертый день. По-видимому, здесь же заразилась ее подруга Лазарева. Она успела сказать, что у Елиной не была, но виделась с ней в день заболевания в магазине. Как обычно, они поцеловались при встрече.
— Иностранцы в тот день были в магазине?
— Было двое. Темнокожие люди. Национальности определить не могли.
— Что говорят портовики?
— Матросы с английского судна «Файн», видимо малайцы, сходили на сушу.
— Они что-нибудь покупали? Меняли где-нибудь деньги?
Главврач указал пальцем на другой треугольник:
— Банк. Кассир Гогия. Лежит у нас.
Староверов посмотрел в твердые глаза секретаря. Секретарь кивнул:
— Я уже отдал распоряжение о тщательной дезинфекции и об установлении наблюдения за всеми этими местами. Сотрудники и все общавшиеся с больными будут освидетельствованы. Вы правы, теперь путь прослежен точно. Но что, если инкубационный период для разных людей различен? Тогда смерть продолжает ходить по городу…
— Мы обязаны остановить ее! — сердито сказал Староверов. — Прежде всего надо установить, нет ли больных, которые не явились в больницу. Надеюсь на вас…
Но все-таки на душе Староверова стало как-то спокойнее от твердого взгляда секретаря, от готовности маленького санитарного инспектора сейчас же провести подробное обследование, если надо — перевернуть весь город! Хотя как раз этого-то и не следовало делать. Паника в таких случаях не приводит к добру. Нет, город должен спать спокойно. В городе есть кому не спать…
Ночью они увидели вирус.
Увеличенный в сто тысяч раз электронным микроскопом, он проплыл серой тенью на волнующемся море плазмы, и там, где он двигался, оставалась разрушенная материя.
Культура, выведенная Краснышевым, казалось, кипела от этого непрерывного движения ничтожно малых живых тел. Краснышев снова и снова склонялся к линзам, отходил, чтобы дать место другим, возбужденно заговаривал и умолкал на полуслове. От него пахло вином. Староверов неодобрительно взглянул на него, профессор ответил:
— Рюмка коньяку через каждые два часа. Иначе я этого не вынес бы! И вам, коллега, советую.
Длинный, костлявый, он ходил по комнате вихляющей походкой, в который уж раз благодарил техников, сидевших тут же, как будто ни ночь, ни сон не были властны над ними. Наконец он сказал:
— Ну хорошо, мы увидели их. Но что это нам дает?
И в комнате как будто сразу стало холодно.
Антибиотики не действовали на вирус. Это Краснышев определил по старым штаммам, заложенным еще Ермаковым и его помощниками, как только появились первые больные. Растворы сульфамидных препаратов как будто прекращали на время деятельность вируса — так, во всяком случае, решили Краснышев и другие вирусологи по первым опытам, еще до приезда Староверова. Поэтому больных поддерживали химическими препаратами. Но сейчас, когда электронный микроскоп позволил проверить все старые штаммы, оказалось, что вирус в них жил. Правда, он находился в угнетенном состоянии, но тем не менее размножался и продолжал разрушать живую материю. Кровяные тельца распадались, и рано или поздно мог наступить момент, когда сердцу нечем будет питаться.
— Что вы советуете? — спросил Ермаков, который еще с вечера пришел в лабораторию и в полном молчании просидел все это время.
Ученые переглянулись. Вирусолог Моргония закрыл покрасневшие глаза, прижал веки желтыми пальцами и покачал головой. Староверов сказал: