Радогощь (СИ)

Он влетает в избушку расправляя свои гигантские крылья, меня обдает ветром, я вздрагиваю, жмусь, не в силах пошевелиться. Сделав круг, насколько это было возможно при его весьма крупных размерах, он уходит вниз и тут же превращается в кого-то очень косматого, сбрасывает с плеч огромный мешок. Он стоит ко мне спиной, большой, сутулый, от него пахнет зверем, он поворачивается, и я вижу, что это человек, обернутый в шкуру с перьями.

Оборотень, или кто он там, не обращает никакого внимание на нас, словно ему всё равно, будто это обычное дело, заходят на ночь какие-то люди и дрыхнут в его постельке.

Дрожь пробивает всё мое тело, мне хочется зарыться поглубже в сухую траву, чтобы полуворон-получеловек меня не заметил. Но шуршание тут же выдаст меня, поэтому замираю и лежу, гляжу, размышляю. Возможно это какой-то лесной колдун-отшельник. Рассматриваю его. Он стар, всё лицо изрезано глубокими морщинами, седые волосы волнистыми прядями спадают на плечи, в них торчат пух и перья. У него длинный острый нос и выпуклые глаза, но зрачков не различить – всё чернехонько.

Хромая, словно ему непривычно и больно ходить на человеческих ногах, он ковыляет до печи и дует в очаг. Зола разлетается во все стороны и внутри печи разгораются угли, красными огоньками они сверкают во тьме, бросая на лицо отшельника и на бревенчатые стены алые отсветы. Откуда ни возьмись, словно по волшебству, в очаге появляется котел. Возможно он стоял в глубине печи, а мы в темноте и не заметили, да особо мы туда и не заглядывали.

Вода довольно быстро закипает в его котелке, валит пар, он подтаскивает поближе мешок, который притащил с собой, развязывает и я вижу, как он достает оттуда черепа. Белые человеческие черепа, тщательно отчищенные от плоти. Он поочередно бросает их в свой котел и пар вдруг начинает виться совсем по-иному, словно извивается и заплетается в косу. И эта зыбкая коса вьется лентой по кругу, всё расширяясь и расширяясь, занимая почти всё пространство вокруг.

Вдруг поддергивается рябь внутри этого круга и наконец проясняется картинка – там город, мой город. Не тот в котором я учусь в университете, а другой, родной, в котором я жила, когда ходила в школу, в котором осталась моя семья. Вон центральный проспект, а рядом сквер со старыми липами, а за ним моя школа. Всё такое знакомое, близкое, родное, что у меня наворачиваются слезы. Я вижу, как едет трясущийся троллейбус, сверкая в темноте электрическим светом; вижу людей, неспешно прогуливающихся по проспекту. На уличном табло сверкает дата: 02.10. Вздрагиваю, октябрь? как такое может быть? Подсчитываю в уме. Мы приехали в 21-го сентября, Олесина свадьба была 23-го, как раз в Радогощь, то есть вчера. Сегодня должно быть 24-е сентября, ну никак не могло быть 2-е октября, ну не девять же дней мы бродили с Игорем по лесу?

Вдруг среди толпы я узнаю своих родителей… мама в темно-бордовой вязанной шапке со цветочком сбоку и папа в удлиненной светлой куртке со множеством карманов. Идут печальные, склонив голову. Но как это вообще возможно?

Дымчатый круг оседает ниже, приближается почти вплотную к отшельнику, тот делает шаг, вступает за его пределы и вдруг оказывается в городе. Я вижу, как он идет по тротуару в длинном черном плаще, ветер развивает его седые волосы, и никто не обращает на него внимание, никому нет дела, как он тут оказался.

Тоже хочу туда! Я безумно хочу домой! Всё просто – нужно попасть в этот круг, и я окажусь дома, только шаг и враз закончится весь этот ужас!

В один миг соскакиваю с кровати, напрочь забываю и про свой рюкзак, и про Игоря, который останется здесь один – проснется, а меня нет, и сломя голову бросаюсь в призрачный круг… но в тот же самый момент всё схлопывается, картинка исчезает и наступает полная темнота. Ничего не ощущаю: стою ли я, лежу ли я, плыву ли я… и есть ли я?

Просыпаюсь от звука голоса Игоря.

– Дарина, вставай! – кричит он.

Потираю глаза и с трудом разлепляю веки. Поднимаюсь, сажусь на кровати, опускаю ноги на пол, с тоской оглядываю избушку. Спасение было так близко, но скорее всего это был просто сон. Вон и на печи нет никакого котелка, всё мне просто привиделось.

– Подымайся давай побыстрее, – ворчит Игорь. – Завтракаем и в путь, а то снова нас застанет ночь в лесу. Вряд ли нам опять повезет отыскать избушку на курьих ножках, – усмехается он.

Его последние слова побуждают меня поторопиться. Зеваю, потягиваюсь и встаю. Достаем еду и питье. На каждого приходится по одному холодному, уже черствому пирожку.

– Сколько примерно километров до моста ты видела на карте? – спрашивает меня Игорь.

– Не знаю, там была просто карта местности, – я пожимаю плечами.

Отхожу к печке и сажусь на приступочку. Мне кажется, что тут как-то теплее. Провожу рукой и ощущаю, что от угольков под золой до сих пор идет жар. Неужели мне не приснилось? От этого открытия у меня мурашки бегут по спине.

– Что с тобой? – спрашивает Игорь, видимо заметив мое изменившееся лицо.