Радогощь (СИ)

И вот снова я одна в темноте, не знаю, куда идти, да и не хочется мне больше никуда идти и никого встречать. Но он появляется сам. Большой, черный, с перьями, снова около его ног мешок с белыми черепушками. Он вытаскивает их по одному и бросает в котел.

– Всё так и хочешь вернуться обратно в свой мир? – интересуется отшельник, поворачиваясь ко мне.

– А можно? – робко спрашиваю я.

– На немножко теперь можно, – кивает он.

Завивается пар, образуя круг над его котлом, и он протягивает мне руку. Хватаюсь за него, делаю шаг, и вот наконец я в круге. Словно вихрь подхватывает меня и кружит, и кружит. Вижу и огонь, и воду, и воздух, и землю, все смешивается воедино и вот я уже лечу с горки вниз.

Распахиваю глаза, осматриваюсь, кругом меня окружила детвора, смеются, наверное, от того, что такая большая девочка решила с горки прокатиться. Я сама смеюсь, поднимаюсь земли, оглядываю себя. Я такая же маленькая девочка, как и они.

С удивлением узнаю себя в детском саду, а ведь это было мое самое счастливое время, если так подумать. Рядом Олеся смеется, тоже маленькая, бегу к ней, обнимаю её. Так и хочется, чтобы всё замерло, и мы снова стали маленькими, снова ходили в детский сад и ни о чем не думали.

Воспитательница зовет всех в группу, строимся парами, я с Олесей вместе, держимся за ручку, жмемся друг к другу. Иду вместе со всеми.

– А ты девочка куда? – спрашивает меня воспитательница. И все дети оглядываются на меня, удивленно смотрят. Я снова большая.

Испуганно вздрагиваю и бегу, добегаю до своего дома, но подъездная дверь заперта. Смотрю на свои окна и так хочу заглянуть в них, и вдруг у меня вырастают крылья, я машу ими и поднимаюсь ввысь, добираюсь до четвертого этажа и сажусь на карниз, смотрю через стекло. В комнате много народу, все сидят за столом, едят, разговаривают. Разве праздник у нас какой-то? Но все грустные отчего-то, в черных одеждах, женщины в платках.

– Вот уж как год с нами нет моей Даринушки, – вздыхает мама.

Как нет? Вот же я, тут! Впустите меня домой! Начинаю стучать по стеклу ладонью. Все оборачиваются к окну, смотрят на меня, но ничего не предпринимают. Почему они не бегут ко мне? Не открывают с радостью створки, не впускают меня домой? Ещё сильнее бью по стеклу.

– Вот и птичка к нам залетела, – говорит тетя Маша, – это Даринина душа к нам вернулась, поглядеть как мы тут живем.

В бессилии опускаю руки.

–Ну, что? Посмотрела? – слышу голос отшельника и поворачиваю голову. На карнизе рядом со мной сидит черный ворон. – Тебя уже ждут.

И он подает мне крыло. Вздыхаю, утираю слезу и берусь за его крыло и как-то вдруг оказываюсь верхом на нем. Он расправляет крылья и тотчас стремглав взмывает в небо. Мой город просто на глазах превращается в игрушечный, а потом исчезает в облаках. Меня всю обливает капельками воды, становится трудно дышать, от холода немеют пальцы, и я с трудом держусь за перья. Но вот мы идем на снижение, и я вижу Неклюдовское, реку и старую пожню с россыпью белых точек – когальских шатров.

Ворон вдруг взбрыкивает подо мной, я срываюсь с его шеи и лечу кубарем вниз, закрываю от страха глаза. Кажется, я даже теряю сознание.

– Дарина, уже пора, – слышу я Олесин голос.

Открываю глаза. Я лежу в шатре, рядом со мной Олеся, улыбается мне.

– Доброе утро. Как спалось? – спрашивает она.

Зеваю, потираю глаза.

– Ну, так, – говорю, – всё какие-то кошмары снились.

– И мне тоже перед моей свадьбой, – признается она. – Но не думай об этом, давай, поднимайся, у тебя же свадьба сегодня.

– Да, – улыбаюсь я, вспоминая Елисея.

Встаем убираем одеяла и подушки, умываемся, хохочем. Садимся завтракать. Сегодня нам каждой подали по куличику, но не с солью, а обмазанному сахарным сиропом и посыпанной цветной крошкой и по два крашенных яйца. От волнения мне особо и не хочется кушать. Отламываю сахарную головку, самое сладкое от кулича и ем, припевая чаем. Олеся смеется, глядя на меня. Затем мы сражаемся яйцами, у кого крепче окажется скорлупа, хохочем.

После завтрака меня расчесывают, прибирают мне волосы, заплетают в косу, оказывается, у меня тоже отросли волосы, а я даже и не заметила. Наряжаюсь в простое белое льняное платье с богатой вышивкой по груди и на рукавах. Олеся украшает мои волосы цветами.

Любуюсь на себя в зеркало, до чего же я стала красивой. Полностью исчезла угревая сыпь на лице, кожа выровнялась, стала гладкой, глаза блестят.

– Ты красавица, – говорит мне Олеся.

– Спасибо, – тихо произношу я, глядя на неё через зеркало.

Мы смотрим друг на друга, улыбаемся.

– Ну, всё, пора, – говорит мне она.

Перед выходом из шатра мне на голову надевают платок, он полностью скрывает мое лицо, сквозь плотную ткань я ничего не вижу.

– Не беспокойся, я буду рядом, – шепчет Олеся, беря меня за руку.

Крепко держусь за неё, боюсь поскользнуться на мокрой от росы траве и упасть. Я снова босиком, да мне и не нужна обувь, я хочу чувствовать жизнь во всех её проявлениях, ощущать прикосновение прохладной земли.