Радость и страх

И вот этот тихий дом, скрытый за деревьями, отстроен и обставлен, и Бонсер приглашает на новоселье четырнадцать человек гостей. Он предлагает тост за Табиту, говорит, что наконец-то он дома, никакого другого дома ему теперь не нужно до гроба. Но он уповает, что и за гробом будет покоиться рядом со своей дорогой женой и помощницей, что и смерть не разлучит их. Вконец размякнув от собственных слов, он глотает слезы вперемешку с шампанским, и Табите приходится уложить его спать.

Его супружеских чувств хватает почти на неделю, а потом его срочно вызывают в "Бельвю", и он остается там целый месяц. Каждый день он звонит по телефону и объясняет, почему не может вернуться: то обед с нужными людьми, то бал с приглашенным оркестром. - Как там моя Пупси? До чего же хотелось бы все время быть с ней в нашем гнездышке, в милом старом Амбарном доме.

Наконец он приезжает, привозит ей цветов, но через два дня его снова отзывают на неделю. И Табита уже знает от нескольких пайнмутских знакомых: занят он главным образом тем, что катает мисс Спринг по окрестностям в своем красном автомобиле.

"Наверно, так и с самого начала было, - думает Табита. - Меня он просто сбагрил сюда. Надеялся, что я утешусь соседством с Джоном. А чего я ждала? Я же старая".

Чем продолжительнее становятся отлучки Бонсера, тем роскошнее его подарки. Когда после двухмесячного отсутствия он привозит ей меховое манто, она говорит: - Не любишь ты меня, Дик. Просто я тебе нужна.

Он даже не обижается, он кричит: - Бог с тобой, Пупси, что бы я без тебя делал!

Она сердится, но, стоит ему уехать, начинает скучать, скучает даже по его громогласному бахвальству, по его сумасбродным выходкам. За это она презирает себя, а значит, неотступно о нем думает. Ей хочется ненавидеть его, но ненависть тает, потому что тот Бонсер, которого она ненавидит, совсем не тот, что возвращается к ней, разговорчивый, благодушный и абсолютно нечувствительный к ее настроениям. С таким человеком остается одно - надуться, но дуться на такого человека бессмысленно: только зря тратить время и себя унижать.

96

Джон и Кит восприняли успех отеля "Бельвю" с большой радостью. Они писали Табите ласковые письма, посылали к рождеству подарки. Считали, что она очень занята и отягощать их жизнь ей, слава богу, некогда. Поэтому известие, что Бонсер купил "Масоны", сразу их насторожило; а когда однажды в 1926 году Табита без предупреждения явилась к ним в гости и сразу же пожелала увидеть Нэнси, Кит не на шутку перепугалась, тем более что тон у Табиты был решительный, словно она хотела сказать: "Я от своих прав не откажусь".

И Кит, как она выразилась потом, сразу поняла, что Табита изменилась к худшему, прямо-таки бравирует своими чудачествами.

Кит ответила бы ей отказом. Но случилось так, что девочка была в соседней комнате, услышала незнакомый голос и из любопытства, из желания, чтобы ею занялись, сама явилась в гостиную.

Нэнси в четыре года - розовая толстушка с носом пуговкой. Своими голубыми глазками она косится на гостью кокетливо и выжидающе, что очень смешно, а потом, упершись короткими ручонками Табите в колени, тянется к ней толстыми мягкими губами - такими же, как у Табиты, - и в то же время лукаво поглядывает на мать. Она отлично знает, что мама недовольна, и назло ей громко и смачно чмокает - правда, не Табиту, а воздух. Целоваться ей не нравится, но нарушать запреты приятно.

Табита, поймав на себе взгляд невестки, не отвечает на поцелуй, а только обнимает девочку и привлекает к себе. Чуть не плача, она тихо приговаривает: - Маленькая моя, маленькая, любишь бабушку?

- Люблю. Ты конфеток принесла?

Табита, порывшись в сумке, извлекает бутылочку с леденцами и спрашивает: - А у тебя есть для бабушки подарок?

- Есть. - Она уже открыла рот и не сводит глаз с бутылочки.

- Прочитаешь мне какой-нибудь гимн?

В разговор вмешивается Кит: - К сожалению, Нэнси не знает гимнов.

Табита смотрит на нее вызывающе и не сдается. - Даже "Младенец Иисус" не знает?

- К сожалению, нет.

- А как же она молится?

- Она, к сожалению, и молитв не знает. Мы ее атому не учили. - И продолжает торопливо, словно моля о понимании: - Ведь нехорошо учить других тому, во что сам не веришь, вы не согласны?

Голос у Табиты дрожит. - Но повредить это ведь не может? - И, увидев, какое холодное у Кит лицо, мямлит что-то насчет того, что Иисус любил детей и как важно, чтобы дети знали, что бог их любит.

Кит терпеливо отвечает, что на этот счет существуют разные мнения, и подталкивает девочку к двери: - Беги пить чай.

Та визжит во весь голос: - Не хочу чаю! Хочу конфетку! Бабушка, бабушка, дай конфетку!

Кит, возмущенная таким поведением, уносит дочку в детскую, а Табита в страшном волнении начинает прощаться. Она ни слова больше не говорит о молитвах и гимнах, но для Кит ясно, что она только об этом и думает.