Радость и страх

Вечер кончается рано. Каждому не терпится кому-нибудь рассказать о происшествии. Дакет уехал первым, он не желает видеть свое имя в газетах.

Оставшись одни, Табита и Стордж смотрят друг на друга неуверенно, вопросительно. Сторджа трясет нервная дрожь.

- Тебе что-нибудь известно об этом, вообще о Бонсере?

- Я его видела с полгода назад. Немножко помогла ему. Мне не хотелось тебя волновать.

- Милая Берти, надо было сказать мне. Эта женщина могла нанести тебе серьезные увечья, изуродовать тебя... и Буль чуть не убился насмерть.

У Буля врач нашел легкое сотрясение мозга и предписал ему полный покой. Но он не желает лежать. Его лысый череп обмотан бинтами, и он, сидя в кресле, с утра до ночи возбужденно бахвалится своим геройством. "Как странно, что это случилось со мной. А вместе с тем и не странно. Я ведь рожден человеком Возрождения. Насилие следует за мной по пятам, события не дают мне проходу. Вот почему я, обожающий женщин, был вынужден спустить женщину с лестницы". Он жаждет принести даме извинения. - Это мой долг не только перед ней, но и перед всем женским полом.

Стордж и Табита рады заверить его, что дама скрылась, не оставив адреса.

- Она знает, что после таких эксцессов ей лучше не показываться, не то еще угодит в тюрьму, - строго замечает Стордж.

Газеты молчат, поскольку к скандалу оказался причастным лорд Дакет. Табита и Стордж убедили себя в том, что через три недели все забудется, но в одно прекрасное утро Стордж получает вызов в суд по делу о покушении на миссис Ричард Бонсер.

- Какая чушь! - восклицает Табита.

Стордж, однако, пугается. Он едет к своим поверенным, те хмурят брови. - Положение весьма щекотливое.

- Неужели же нет способа оградить себя от бреда сумасшедшего?

- Верных способов нет. Мы, конечно, сделаем все, что в наших силах.

Решено найти Бонсера и по возможности откупиться от него. Но Бонсер исчез. В конторе Ассоциации растерянному клерку грозят арестом взбешенные клиенты, которые заплатили за акции и ничего не получили взамен.

Миссис Бонсер разыскали в маленьком домике в Патни, где она живет с двумя детьми. Она заявляет, что Бонсер женился на ней в 1896 году, что он всегда был хорошим мужем, добрым и заботливым, и любил работать в их садике. Они жили очень счастливо до самого его исчезновения две недели назад. Денег у нее нет, и она предъявляет кусок письма, извлеченного из корзины. Оно помечено адресом на Вест-стрит и начинается так: "Милый Дик, приятно было тебя повидать. Выглядишь ты хорошо. Посылаю немного денег, больше сейчас не могу".

Она кипит от ревнивой ярости и убеждена, что стала жертвой заговора. Она привлекла-таки Сторджа к суду и выложила все: как она пошла объясниться с Табитой, а Стордж велел спустить ее с лестницы, так что теперь у нее внутренняя травма и страшные боли. И поспешила добавить, что Табита не имеет права звать себя миссис Бонсер, что она содержанка и Стордж действовал по ее наущению.

Судья прерывает ее, и дело она проигрывает, но она своего добилась: имя Табиты смешано с грязью, а до Сторджа ей нет дела.

48

И тут, ко всеобщему удивлению, миссис Стордж возбуждает дело о разводе. О связи мужа она, оказывается, знает уже много лет, но думала избежать скандала. Теперь же, когда скандал налицо, она желает урегулировать свое положение ради дочерей. Но поражает ее злобность по отношению к Сторджу и Табите, притом злобность теоретическая, поскольку в основе ее не оскорбленные чувства, а презрение к выбору Сторджа. На глазах у Табиты эта женщина, двенадцать лет назад такая видная и яркая, а теперь седая как лунь, но еще более надменная и величественная, поддержанная почтительным сочувствием всего зала суда, дает пространные свидетельские показания о моральном падении Сторджа под тлетворным влиянием миссис Бонсер и ее порочных друзей, таких, как Доби и Буль.

Один из сонетов Буля, прочитанный вслух ее адвокатом, производит сильное впечатление на присяжных и очень вредит Табите. Адвокат Сторджа, разумеется, отводит сонет как аргумент, не относящийся к делу, но, на беду, либералы только что победили на выборах 1905 года, в воздухе пахнет революцией, и, как всегда в такие периоды, борьба мнений обострилась до крайности. Фанатики и невропаты всех мастей, вообразив, что теперь-то осуществятся их личные пристрастия, кричат до хрипоты, что Империя восточное варварство, но также и богоданная миссия; что британский рабочий - раб, но также источник мудрости; прививка оспы - преступление, но наука - надежда человечества; брак - оковы и цепи, но развод - злокачественная опухоль на теле общества: все понятия, которые в известного рода умах сменяются снова и снова. Так во время землетрясения сточные трубы встают дыбом, как башни, а башни колледжей падают наземь.