Радость изнутри. Источник счастья, доступный каждому

Несколько лет назад, переживая затяжной приступ болезненных эмоций, в самый разгар своих страданий я сдуру решил посвятить десять дней медитации. Должен сказать, что длительный медитационный ретрит[41] — тяжелое физическое испытание для любого человека. От бесконечных часов неподвижного сидения ломит спину, вы постоянно боретесь с сонливостью (и чувством вины), пока медитируете сидя, зато ночью, когда всем положено отдыхать, вы не в состоянии заснуть. Вы не можете ни с кем говорить, и даже туалет почему-то всегда оказывается не там: то слишком близко, то слишком далеко от вашей комнаты. Вы разом лишаетесь любой поддержки близких, привычного образа жизни, доступа в интернет и даже вредных, но таких любимых перекусов. Все это напрягает само по себе. А если к тому же вы переживаете эмоциональные неурядицы, то все еще хуже.

Итак, в течение десяти суток я практически непрерывно только и делал, что страдал от самых черных переживаний. За день я едва был способен лишь на то, чтобы попытаться сосредоточиться на дыхании. Коротко говоря, сутки напролет я погружался в отчаяние, усугубленное физическим дискомфортом. Сутки напролет. День за днем. Примечательно, что где-то на середине этого пути, примерно на пятый день, в моих сутках наступил 25-й час, когда ум без каких-либо усилий и напряжения сосредоточился на дыхании, после чего пришли глубочайшее спокойствие и расслабление. А с ними забрезжила и призрачная радость. Она снизошла на меня буквально ниоткуда и… покинула на исходе 25-го часа. Зараза! За исключением этого часа я так и продолжал быть на канале «Боль»: только боль, сутки напролет. Я покинул ретрит с уверенностью в том, что девяносто процентов отведенного на него времени было потрачено впустую. Я был готов рвать и метать. Хватит, мне и без этого есть чем заняться, благодарю покорно!

Однако, вернувшись к нормальной жизни, я все же обнаружил кое-что новое. По непонятным мне тогда причинам я ощутил непривычную уверенность в себе. И когда встретился с друзьями, они тоже почувствовали перемены. Я постоянно слышал вопросы вроде: «Что с тобой такое? Ты так круто выглядишь! Ты теперь такой… уверенный!»

[42]

Мы проанализировали ситуацию с учителем и выяснили, что же произошло. Где-то на исходе второго дня (или около того) мне так надоело бороться со своей эмоциональной болью и оглушающим чувством отчаяния, что я просто позволил им окончательно завладеть своими телом и умом. Вместо того чтобы от них прятаться, я внимательно посмотрел на свои переживания и принял их. Все жуткие ощущения в теле, порожденные эмоциональной болью и отчаянием, все мысли о бессилии и никчемности заодно с жуткими внутренними монологами о том, что я недостоин жить на свете, — я просто принял их.

К тому времени я был уже опытным практикующим, то есть знал, что должен относиться к любым внутренним переживаниям спокойно и по-доброму. Однако на сей раз глубина боли и отчаяния оказалась столь велика, что перед ней спасовали все мои прежние практики, и мне ничего не осталось, кроме как выдержать это от начала до конца. Ни о спокойствии, ни о доброте речи не шло — только созерцание собственной боли.

Сегодня, с точки зрения еще более зрелой практики, могу сказать, что ключом к моей тогдашней трансформации стала готовность принять свою боль и отчаяние. Поразмыслив, я нашел слово, обозначающее эту готовность принять самое страшное, и слово это — отвага. Сам того не подозревая, все те ужасные десять дней медитаций я провел, развивая в себе отвагу. И в конце концов мне это удалось: пусть совсем чуть-чуть, но я стал отважней перед лицом всепоглощающей боли. И это объясняет мою удивительную уверенность в себе. Это была уверенность отваги.

Привлекательность в глазах окружающих

Однажды я давал очередное интервью журналистке, делавшей репортаж о медитации. Журналистка спросила, какую пользу приносит медитация, и я, как всегда, стал перечислять довольно много пунктов: больше здоровья и эмоциональной устойчивости, меньше стресса, становишься более эффективным лидером и так далее. Журналистка замахала руками и воскликнула:

— Ладно-ладно… А все-таки, есть что-то, чему медитация не способствует?

Я задумался, сделав вид, что тщательно обдумываю ответ, и произнес:

— Медитация не добавляет сексуальности.

Мы оба расхохотались… Однако позже, вспоминая это интервью, я понял, что был неправ. Медитация делает человека более привлекательным. Каким образом?