Радость моя, громкоголосая

Не отвечая, я опять опустился на колени перед постелью. Осторожно касаясь губами шелковистой кожи, с наслаждением принялся покрывать поцелуями живот, медленно опускаясь вниз. Аллочка потянула меня за волосы, останавливая: — Олег, ты куда? Там же кровь! Ф-у-у, как тебе не противно…

Я поднял голову, серьёзно глядя ей в глаза: — Я чувствую запах крови, вижу заклеенный шов, но мне не противно, Алла. Это всё равно, как будто происходит с моим телом. Разве мне была бы противна своя кровь? Или шов на моём животе? Да лучше бы такое было со мной, родная. У меня ноет сердце, когда я думаю, что тебе больно и плохо…

Моя жена, наконец-то, улыбнулась мне: — ах-ха-ха, как бы было здорово, если бы хоть один мужик когда-либо на своей шкуре испробовал, что такое роды!

Я тоже улыбнулся, опять обнимая и целуя её: — действительно, жаль, что иногда нельзя принять на себя боль близкого человека.

* * *

Мне не хотелось уходить от жены, но пришлось. Приехали мои родители, и девчонка в салатном халатике довольно грубо сказала, что мы устроили из палаты настоящий вокзал и велела мне вытряхиваться. Мандарины Аллочка не взяла. Вроде как для младенца цитрусовые нежелательны. Я сообщил ей, что намерен забрать детей от Гранецких, и она не возражала. Ф-фу-ух, значит, точно простила.

Я тянул время, не уходил, потому что наш сын проснулся, закряхтел в своей кроватке, и моя мать, ловко вытащив его, положила на столик для пеленания. Но вредная девчонка стояла у дверей и требовательно смотрела на меня. Пришлось, напоследок поцеловав жену, нехотя выйти из палаты. Напоследок отец мне подмигнул: — насмотришься ещё. — Он у меня чистокровный полярный волк, в обличье зверя очень крупный, с густым белым, с желтоватым отливом, мехом. Зовут его Григорий Ефимович. Мать, Елизавета Гавриловна, — обычная сибирская волчица. Кроме меня, у них было ещё пять щенков. Я самый младший, любимый. Мои старшие брат и сестра — полярные волки, живут в Канаде. Именно там они нашли своих любимых, там и остались. Три сестры — сибирские волчицы. Они тоже давно замужем, живут с семьями в Омской области и изредка наезжают в Междуреченск.

В общем, я уныло поплёлся к машине, раздумывая, смогу ли сегодня ещё раз наведаться в роддом. Мой волк недовольно рычал, но мы с ним понимали, что дома работы невпроворот. Из школы придёт Пол, потом из садика я привезу младших. Я припомнил, что холодильник не так чтобы пуст, но не мешало бы закупиться продуктами и что-то приготовить. Хотя я и не могу похвастаться кулинарными изысками, но уж картошки-то нажарю, а к ней и из мяса что-нибудь соображу. Да и на службе не мешало бы показаться. Родители не раз предлагали мне забрать внуков к себе, пока моя Радость находится в роддоме, но я отказывался. Что я за отец, если не в состоянии накормить щенков! Волк со мной был совершенно согласен, и не раз предлагал отправиться вечерком в лес, на охоту за кабанчиком или оленем. Мама не знала о нашей с Аллочкой ссоре, а отец был в курсе, но я просил его ничего ей не говорить.

Всё же мне пришлось ехать в горотдел, где в коридор высыпал чуть ли не весь личный состав полиции. Меня хлопали по спине, жали руку, поздравляли и желали не останавливаться на достигнутом. Шум стоял неимоверный! От парней не отставали и женщины. Они смеялись, подшучивали надо мной и просили передавать приветы Аллочке и младенцу. Краем глаза я заметил стоящую у дверей своего кабинета Нору. Её лицо скривилось в презрительной гримасе и она так и не подошла меня поздравить. Мне было настолько неприятно её видеть, что даже настроение упало. Я пообещал на-днях проставиться по случаю рождения сына и слинял к себе. Да, надо бы закупить несколько ящиков пива, ну и перекусить что-нибудь. Мы не пьём крепкое спиртное, потому что алкоголь плохо влияет на обоняние. От этого мы чувствуем себя совершенно беспомощными. Что может быть хуже для зверя, чем утрата всего многообразия запахов?! Так что пиво будет в самый раз. Но это позже, а сейчас на носу выезд на полигон, зачётные стрельбы и прочие прелести службы СОБРовцев.

Глава 4

После обеда позвонил Пол. Он сообщил неприятную новость: к нам заявился его отец, Владимир Изяславович Брешков-Брешковский, первый муж Аллы. Наш доверчивый ребёнок впустил его в дом и теперь не знал, что делать с неожиданным гостем. Я успокоил его, как мог, а отключившись — выругался совсем в духе моей Аллочки. Вот только этого мужика мне сейчас не хватало! Как он нас нашёл, вообще? Я сразу решил, что моя Радость о нём не узнает. Ну, потом, когда их выпишут из роддома, мы с Полом расскажем, конечно, но сейчас не будем её расстраивать. А в том, что она расстроится, я не сомневался.

Так что пришлось мне опять идти к Пал Иванычу и отпрашиваться со службы.