Радость на небесах. Тихий уголок. И снова к солнцу

— Я знаю, — помолчав, сказала она нежной просто. — Много ли на это нужно времени? И вообще — можем ли мы знать? Если не понять сразу, то вряд ли можно когда-нибудь понять по-настоящему. Но если мы что-то знаем, то должны ловить этот миг понимания. Когда вы рядом, я чувствую себя в такой безопасности, в таком мире с собой.

— А Чоуна в Лондоне рядом не будет?

— Нет, не будет.

— Вы ведь говорили, что он всегда там, где ваш отец.

— Он будет там, где захочет отец.

— Вопреки всей этой великолепной самоуверенности? А он всегда был таким? Это для него естественно?

— Нет.

— Нет?

— Его сейчас занесло. Очень занесло. То есть… — В тумане он почти не различал ее лица, но надлом в ее голосе, ее колебания сказали ему, что она пытается умолчать о чем-то.

— Перемена в Джетро Чоуне… ну, это смешно, — сказала она жестко. — Возможно, он никогда не знал, кто он и что он, а потому компенсировал это шутовством. Иногда он в моем присутствии разговаривал на воровском жаргоне, словно для того, чтобы напомнить мне о своем трущобном прошлом. А в следующий раз ронял слова неторопливо и со вкусом, как старый профессор. Собственно говоря, в окружении моего отца его так и называли — Профессор. Ему это нравится. По-моему, он всегда чувствовал себя не на месте.

— Не на месте?

— Да. Впрочем, не совсем так. Словно бы он уже сам больше не понимает, где его место.

— Послушайте, Джина, что произошло между вами и Джетро Чоуном?

— Как-нибудь потом, Айра.

— Нет, сейчас.

— Вы знаете, после того как я уехала из Нью-Йорка…

— С Чоуном?

— Да. У меня ни разу не было случая поговорить об этом хоть с кем-нибудь.

— Вы же спасались бегством.

— Только Джетро и я, и никого рядом. А теперь вы. Странно, Айра, — из-за того, что я не говорила об этом с вами, я чувствовала себя страшно одинокой. Айра… я вас почти не вижу: вы просто тень в тумане. — Но тут туман на мгновение поредел, они увидели друг друга, и он был тронут тем, как она смотрела на него.

— Джина… — сказал он. Но она вдруг быстро заговорила:

— Я расскажу вам, что произошло между мной и Джетро Чоуном, что происходит сейчас и почему.

— Хорошо, — сказал он и выжидающе умолк. А потом подумал, что она, наверное, хочет, чтобы он сейчас не видел ее: едва туман опять сгустился, она овладела собой, и, хотя была только тенью, хотя ее лицо то возникало четко, то вновь исчезало, ее голос оставался ясным — чудесный голос, который делал все, что она говорила, таким ясным для него.

— Вам следует понять, что такое Джетро Чоун, — сказала она без всякого выражения. — Я вам уже кое-что говорила о его прошлом. Но далеко не все.

И она рассказала ему, что Джетро вырос где-то в Бруклине и жил с матерью в большой нужде. Он сколачивался возле спортивного зала Стилмена, где тренируются боксеры, и подрабатывал, выполняя всякие мелкие поручения. Был подручным у букмекера. Возможно, он думал и сам стать боксером — такой силач, грудь колесом, настоящий фонтан энергии. У Стилмена он познакомился с ее отцом и начал постоянно снабжать его сведениями. Пожалуй, в нем было что-то внушительное. Яростные беспощадные глаза, огромная храбрость и еще инстинкт, заставивший его выбрать такого человека, как ее отец, к которому он испытывал настоящее почтение. И не только потому, что ее отец был богат, но и потому, что он вел жизнь профессионального игрока, оставаясь культурным человеком, которого нельзя было не уважать. Ее отец одевался с изысканной элегантностью. Он бывал в театрах. Читал книги. Надо отдать Чоуну должное: он готов был пожертвовать жизнью за ее отца и раза два чуть было не пожертвовал.

Ну, а она познакомилась с Джетро, только когда уже училась в колледже. Затем мало-помалу она начала замечать, что он меняется. Во-первых, его манера говорить. Сперва она думала, что он валяет дурака, старается рассмешить ее, передразнивая ее отца, и она смеялась. Но он продолжал, и это получалось у него все лучше и лучше. Она по-прежнему смеялась, пока однажды не заметила боль в его сумасшедших, гордых, одиноких глазах. И тогда она перестала смеяться.

Как-то, когда Джетро вечером в воскресенье отвез ее назад в колледж, он взял у нее несколько книг. Теперь он читал. Говорить он почти ничего не говорил, но она знала, что ко многим книгам, которые читала она, он относится пренебрежительно.

«Ничего они не понимают, — сказал он как-то. — Например, этот парень, Д. Лоуренс. Ему нянька нужна».

— Не знаю, почему я перестала смеяться. Мне следовало бы смеяться и смеяться, — сказала она и задумалась. Он молча ждал, чувствуя, что она старается различить в тумане его лицо. Но туман был слишком густ, и она продолжала.