Читаем Радость нашего дома. Таганок полностью

Мы одеваемся, бабушка расчесывает Оксане волосы и повязывает их красной лентой. У Оксаны теперь красные кисточки на башмаках и красная лента в волосах.

— Что за дети у меня! — говорит, входя, мама. — Поднялись вместе с солнцем! Идите до завтрака побегайте во дворе. Потом наденете новые платья и пойдете на праздник.

На улице все люди смотрят на наши башмаки. И мы сами смотрим. И солнце смотрит. Если бы солнце не смотрело на них, разве они так блестели бы?

На солнце они еще больше блестят.

Прежде всего мы идем к дедушке Мансуру. Бабушка Фархуниса дает нам по горсти орехов.

— Пусть долго носятся ваши красивые башмаки, — говорит она.

Бабушка Фархуниса не видит, но знает, что башмаки красивые. Наверно, об этом ей уже успел рассказать дедушка Мансур, как луна рассказала своим звездам.

— Это нам бабушка принесла. И кисточки есть, красные, — сообщает Оксана.

— А ну-ка, покажи, доченька, — говорит бабушка Фархуниса и щупает башмаки Оксаны. — Ах, какие мягкие! Большое спасибо вашей бабушке!

— Глаза у Фархунисы слепые, а сердце чуткое, — говорит дедушка Мансур.

Теперь мы отправляемся к Марату. Хочется побежать, но мы идем медленно. А глаза сами смотрят вниз.

Марат сиднт на пенечке у амбара и строгает палку. Он делает саблю, а сам искоса посматривает на наши башмаки:

— А-ля-ля! Надели новые башмаки, что ли?

— Надели, да!

— Не думайте, я не завидую! Я люблю сапоги, — говорит Марат и постукивает ножом по голенищу своего сапога. А сам поглядывает на наши башмаки.

— Они сделаны в Москве. Вот, даже печать есть, — показывает Оксана подошву башмака.

Но Марат не смотрит.

Я угощаю его орехами.

— Спасибо, — говорит Марат. — Я уж знаю, откуда у тебя орехи. Вас, наверно, поздравили с новыми башмаками… Кисточки красивые… Я тебе тоже сделаю саблю, — неожиданно заявляет он.

Странный этот Марат! Сам такой важный — он вожатый, а мне друг.

Из дому выбегает Фагима. Ее новое платье с яркими цветами развевает ветер, волосы похожи на гриву жеребенка.

— Вот какое у меня платье! — радостно кричит она. Мы рассматриваем ее платье, а Оксана даже трогает и гладит его.

— Ай, какое красивое! — восхищается она. Но Фагима уже увидела наши обновки.

— Бот так башмаки! — удивляется она и тут же уверенно заявляет: На будущий год и мне такие купят. Вот кисточки так кисточки! Айда на лечку!

Она хочет сказать «на речку», но у нее не выходит. Ничего! Мы и так понимаем ее.

Марат молча прячет свою саблю и нож между бревнами, стряхивает с рубахи стружки.

— Идемте! — говорит он.

И мы все выходим на улицу. У реки нас догоняют Фа-рит и Заман.

— У нас дома вкусных ватрушек напекли! — хвастает Заман, дожевывая что-то.

Он нагибается, чтобы подергать кисточки на башмаках моей сестры, но Оксана его легонько отталкивает:

— Оторвешь ведь, Заман!

Он не обижается — не то что Ильяс, сын тети Сагиды, который сейчас же надулся бы.

А вот и речка. Вы не видели нашу речку? Ну конечно, не видели. Она течет возле самого огорода Фарнта, потом поворачивает к лугу. К нашему огороду она не подходит, там прямо начинается выгон. Наша речка называется Серебряной. Летом мы в ней купаемся, но сейчас еще холодно. Если бросить камень, он не долетит до другою берега — вот какая она широкая! Наша Серебряная течет себе да течет, потом где-то далеко впадает в реку Белую, и дальше они текут вместе. Дедушка Мансур говорит: «Воды Серебряной доходят до моря». Конечно, доходятг раз она все течет да течет. Когда мы с Оксаной вырастем, мы по этой речке тоже дойдем до моря, где старик-рыбак ловит золотую рыбку. Вот какая наша Серебряная! Мы ее называем просто Серебро.

Сначала мы погуляли по берегу, оставляя на мокром песке следы. Потом мы стали кидать плоские камешки так, чтобы они прыгали по воде. Каждый раз, кидая камешек, мы кричим: «Сколько мне калачиков съесть?» Сколько раз подпрыгнет на воде камешек, столько, значит, и съешь калачиков. Больше всего съедают калачиков Марат и Фа-рит. А Оксане и Фагпме не удается бросить камешек так, чтобы он подпрыгивал. Тогда я взял и бросил камешек за Оксану, а Марат — за Фагиму. Один Заман, ни на кого не обращая внимания, сидел себе на берегу и строил мельницу.

Потом нам надоело бросать камни, и мы решили пустить по реке плот. Набрали толстых палок, Фарит крепко связал их лыком, которое содрал с ивы. Плот был готов.

Пока я укладывал на плот сухой камыш, Оксана с Фа-гимой уселись у самой воды и стали снимать свои башмаки, чтобы вытряхнуть песок. Один башмачок Оксана уже вытряхнула, поставила его возле себя, а потом начала снимать второй. В это время к нам подошли ребята с Нижней улицы, и с ними Рушан, сын Хайбуллы. Этот Рушав очень злой, он часто швыряет камни в меня и Оксану, когда мы идем по Нижней улице на почту. Правда, он еще ни разу не попал — пожалуй, он не умеет метко бросать.

— Здравствуйте, люди с Верхней улицы! — говорит один мальчик, по имени Ахмет, и здоровается за руку с Маратом.

— Здравствуйте, люди с Нижней улицы! — отвечает им за нас Марат.

Так всегда при встрече говорят друг другу взрослые. Все заинтересовались нашим плотом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман
Зеленое золото
Зеленое золото

Испокон веков природа была врагом человека. Природа скупилась на дары, природа нередко вставала суровым и непреодолимым препятствием на пути человека. Покорить ее, преобразовать соответственно своим желаниям и потребностям всегда стоило человеку огромных сил, но зато, когда это удавалось, в книгу истории вписывались самые зажигательные, самые захватывающие страницы.Эта книга о событиях плана преобразования туликсаареской природы в советской Эстонии начала 50-х годов.Зеленое золото! Разве случайно народ дал лесу такое прекрасное название? Так надо защищать его… Пройдет какое-то время и люди увидят, как весело потечет по новому руслу вода, как станут подсыхать поля и луга, как пышно разрастутся вика и клевер, а каждая картофелина будет вырастать чуть ли не с репу… В какого великана превращается человек! Все хочет покорить, переделать по-своему, чтобы народу жилось лучше…

Освальд Александрович Тооминг

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман