Радости Рая

— Я как раз шел оттуда, со встречи, когда споткнулся о тебя, Бальтазар. Я пригласил его прийти в один маленький православный храм. Он пришел. Служба еще не начиналась, огни в храме были притушены. Я подошел к нему, крепко взял за руку и увел за ширму в боковой придел перед алтарем. Там посадил его на лавку у стены и сам сел рядом. «Ты видишь, каким я выгляжу? — спросил я. — Ты мог бы меня признать в таком образе?» — «Нет, Господи мой, — ответил он. — Я никак не мог предположить, что ты выглядел бы так». — «Почему?» — спросил я. — «Потому что ты оказался худ, согбен, косоплеч, с длинным, вислым носом, с выдвинутым щучьим подбородком». — «Ну и что же теперь? Вот он я, явился к тебе, как ты и просил. Говори теперь то, что ты не хотел открыть мне даже в своих молитвах». — «Господи, вот я остался среди людей совсем одиноким. Вот я взрастил Твои сады, и созрел в садах Твоих и виноградниках обильный, прекрасный урожай. Но людям почему-то стали не нужны плоды этих садов. Что мне было тогда делать? Вот я и взмолился к Тебе, чтобы Ты встретился со мной, и я воочию высказал бы: „Господи, получилось у Тебя то, чего Тебе хотелось, с чем Твой Отец посылал Тебя на землю к людям? Или не получилось?“» — «Пока еще не получилось, но ты оказался нетерпелив. Моя работа еще не закончилась. А тебя и таких, как ты, своих одиноких работников и воинов на полях моих сражений, я берег и лелеял, оберегал от радиации внутреннего растления, поэтому вам и не давались земное богатство и слава. Но у вас всегда было все, что необходимо для достижения побед ваших на полях духовных сражений. Твои книги, Аким, это мои сады и поля, и жар твоих книг — это могучее оружие, которое ты накопил для предстоящих, уже Моих, беспримерных сражений. Ты стойко ждал начала Моего Генерального сражения, ты тем самым уже одержал победу на своем воинском поприще, и я тебя достойно наградил, сделал тебя хорошим художником. Ибо только хорошие художники вокруг меня, вместе с ангелами моими, были окутаны облаком моей защиты и обрели безсмертие. Я тебя, Аким, увел от смерти — неужели ты не заметил этого?» — Так вразумлял, утешал и увещевал потерявшего волю к жизни Акима. И надо сказать, мой крестный Бальтазар, омывший меня в купели миром, под звездою Вифлеема, — мне удалось восстановить для него равновесие надежды и совести. Он понял суть своего одиночества на этой земле — во всех своих проживаниях. Его одиночество, как и одиночество всех христианских отшельников, буддийских отшельников, суфийских отшельников — было одиноким подвигом избранников, коим поручалось создавать и хранить при себе оружие массового спасения. Отшельник в горах Непала, который жил в пещере зимой и летом в одной и той же одежде, без пищи и огня, также и Серафим Саровский, два года пролежавший на диком камне, не сходя с него, и многие другие столпники, скитники, заточники и затворники, и художники Винсент Ван-Гог в Арле, и Гоген на Таити, и ты, Аким, когда писал свои книги в деревне Немятово, — все вы создавали ОМС — оружие массового спасения. И этим помогали мне в моем отчаянном сражении за род человеческий, который делами своими выглядел настолько же отвратительно, насколько выглядел прекрасно в своих помыслах и фантазиях. И я всех вас оберегал от того, с помощью чего Царь тьмы совращал и потом отнимал силу творческого борения у моих избранных и помощников, обещая им земное богатство, деньги, золото, власть, сладострастие, злобу мести, жажду первенства, головокружительную радость первенства. Аким, не печалься, ты всегда был добрый мой воин, несмотря на твое смертельное чувство одиночества. Ты мог однажды позволить себе ничего не писать и отдохнуть оборотов двести-триста Земли вокруг своей оси, а потом снова вернуться на виноградники мои и в сады. Да, так и бывало не раз, и во всем этом не таилось никакой печали, ибо никогда не кончалось то, что никогда не начиналось. И кто взял верх во власти над человеческим родом — совершенно было неважно, потому что все человечество вместе со всеми своими богами и демонами утонуло во всемирном потопе глаголов прошедшего времени.

Вот в чем Я вразумлял Акима в боковом приделе пустой православной церкви, которую я потихоньку взял из России и перенес в Корею в своем правом рукаве.

— История с Акимом вышла у тебя, Свет Надежды Мира, поучительной и трогательной, впрочем, как и все твои рождественские истории. Но вместо Деда Мороза или Санта Клауса явился печальнику Акиму сам Спаситель. А место в Корее, где это произошло, — как оно называлось?

— Деревня Санне в горах Дирисан, дом Богатея Че, павильон «Убежище Иисуса».