Радуга 1

— Согласен. Был он, конечно, у нас на северах, но помер где-то в Трабзоне. А это уже Турция.

Потом они ушли готовить ужин, пить водку, наслаждаться тихим карельским вечером, беседовать и думать. Завтра предстояло вновь закрыть доступ в подземный ход, для чего и был привезен мешок цемента. Пускать внутрь зверье — четвероногое и двуногое — не хотелось. Пусть волосы лежат и ждут свою хозяйку в неприкосновенности.

Найденный крест был тоже сделан из белого металла, что и Ванино кольцо. Крест больше напоминал цветок, а также узор на плащах крестоносцев. Посовещавшись, решили, что это не серебро, а белое золото. Это воодушевляло. Блюдце, вне всякого сомнения, было светильником: в налитом в него масле горел фитиль.

Чем темнее становилось в лесу, чем меньше жидкости в холодильнике, меньше еды и больше благости, тем крепче была уверенность, что их нынешняя экспедиция удалась. Они начали говорить уже на отвлеченные темы, вспоминая «кораблятскую» и студенческую жизнь и одновременно почувствовали, что не одни.

За кругом света в самом темном месте появлялись и временами исчезали две пары красных глаз. Кто-то издалека следил за ними и за огнем.

— Это волки, — сказал Шура, не выражая и тени беспокойства. — Больше некому. Были когда-то в моем детстве стишки: «Вот кабан, он дик и злобен. Но зато вполне съедобен. Есть достоинства свои даже у такой свиньи». Но это не кабаны. Они бы уже всех порвали на части. И не росомаха. Ее здесь почти и нету. Так что — волки. Или мыши, только огромные.

— А они не прыгнут? — поинтересовался Ваня.

Волки на людей не нападают. На лосей тоже. Мышей, зайцев и собак на привязи — пожалуйста. Выбирают вполне естественный путь насытиться, затратив как можно меньше сил. Закон природы. Путь наименьшего сопротивления.

— А ты веришь тому, что вчерашний мужик нам рассказал? — внезапно вспомнил Иван. Наверно потому, что именно в это момент выудил из холодильника презентованную им вчера бутылку водки «Абсолют Куррант».

— Да пес его знает, — пожал плечами Суслов. — Жуткий он какой-то до безобразия. Как там он себя обозвал? Сатанаил?

— Нет. Так его называли сектанты. Эти болгары, как их?

— Киркоровы?

— Да нет. Богомилы!

Они еще долго беседовали перед тем, как лечь спать. Волки тоже сидели, теряя время ночной охоты, зато любуясь далеким и живым огнем. Ночь с костром была великолепна и неподражаема.

25. Сатанаил

Он был среди людей уже столько времени, что, порой, начинал забывать про свою Родину, да что там — он забывал даже землю Маа, откуда начался его поход по векам и тысячелетиям, откуда он появился здесь, в этом мире. Там же был и выход обратно, которого уже не было — Маа раскололась самым безобразным образом. Сначала это его не очень-то беспокоило, но теперь он просто физически ощущал свою непричастность к этой реальности. Можно было выразить ощущение другими словами: «Этот мир его выдавливал, отторгая». Конечно, если бы проблема решалось закрытием глаз и хлопком в ладоши, он бы уже давно слился куда подальше. Но все было не так просто.

Он не мог попасть домой, но не мог и оставаться здесь боле. На уровне обострившихся и отшлифованных временем инстинктов ему становилось понятно: грядет перемена. Причем, вряд ли она к лучшему. Однажды ему уже довелось пережить потоп, охвативший столько земель, что, казалось, всю планету покрыла вода. Старина Ной, или как его принялись позднее называть безграмотные — Нух, конечно, сделал все, что мог. Но и он не был Богом. Погибли все, точнее — почти все.

Он выжил, впрочем, как и остальные особи его племени. Слава Богу, что их к тому времени осталось не так уж и много, не то тяжело было бы раздобыть себе пропитание. До сих пор мурашки по коже пробегают при воспоминании о тех мрачных годах. Что же, Божья кара для людей была вполне заслужена.

Второй раз пережить нечто подобное он совсем не хотел, понимая, что пережить-то как раз и не удастся. Бог никогда не повторялся в своих наказаниях. То, что он привык считать ностальгией по старости лет, на самом деле был просто страх. И это чувство заставляло его тосковать.

Он начал искать возможность для своего дезертирства, но поздно, очень поздно. С того момента, как гомосек Юсупов убил Распутина, когда сердце старца под водой перестало биться, ему показалось, что все, кранты, мир перешел за грань прощения.

Он со всей своей энергией и возможностями окунулся в поиски выхода. Иногда отчаянье от своих тщетных потуг заставляло его молиться, испрошая отсрочки. Самое забавное в этом было то, что Бог должен был быть категорично против него, а нечистый, стало быть — за. Он взывал к обоим, но ни тот, ни другой никак не отреагировали.

Когда-то много веков назад не без его непосредственного участия один болгарин с бешено горящими неистовым взглядом глазами создал очередную религию. Она не была чем-то хуже того же ислама, но, в отличие от последнего, ее не приняли, подвергли гонению и в конце концов изничтожили.