Радуга

Мередит не знала, сколько времени она провела рядом с Квинном, растирая ему ноги, руки, наклоняясь, чтобы поцеловать холодные губы, пока, наконец, не легла рядом с ним, пытаясь отдать ему свое тепло, свою силу, свою жизнь.

Он вздрогнул и открыл глаза, однако они по-прежнему были пустыми.

— Терренс, — закричал он, — Терренс! — он стиснул кулаки и начал молотить воздух, задев Мередит. — Нет! — рыдал он. — Не надо больше.

Мередит гладила его, пытаясь успокоить, а он продолжал отбиваться.

— Ублюдки, — кричал он, — это был я, а не он, не Терренс, убейте меня, проклятые, меня убейте.

В его голосе было столько муки, что Мередит почувствовала, как и ее саму пробирает дрожь. Она схватила его слабеющие руки и крепко сжала их, целуя каждый палец ладони. Но Квинн ничего не чувствовал. Его губы кривились, а в глазах застыло такое выражение, словно он видел все муки ада.

— Нет! — закричал он, и его крик громко отдавался в маленьком домике, и отчаяние слышалось в слове, повисшем в воздухе.

— Квинн, — прошептала Мередит, пытаясь пробиться сквозь кошмар, захвативший его. — Все в порядке, Квинн. Кэм жив. Мы в безопасности, любовь моя.

— В безопасности? — он, кажется, услышал ее. — Вокруг меня все в опасности! Мередит! Мерри! Милая храбрая Мерри! И она умрет из-за меня! — слова сменились рыданием, и Мередит подумала, что никогда еще не слышала столько муки в его голосе. Ее сердце стучало, разрываемое на части мукой в его голосе, болью его жизни, его мира. Как тщательно прятал он их от нее! Как тщательно он защищал ее!

Она подняла глаза на Лизу и в глазах сестры увидела беспомощное сочувствие.

Мередит снова повернулась к Квинну, посмотрела в его глаза, замутненные кошмаром, на морщины вокруг глаз и рта, на плотно сжатые губы и вспомнила холодного высокомерного человека, с которым когда-то состязалась в остроумии. Она с удивлением подумала, что, похоже, совсем не знает его. Она склонилась и поцеловала его, а потом легла, — прислонившись щекой к его щеке, пытаясь разделить с ним его боль, так чтобы он не нес это бремя в одиночку. Он постепенно затих, руки успокоились, прекратили свои беспокойные движения, и из темно-синих глаз постепенно стало уходить отстраненное выражение. Когда черные ресницы медленно-медленно спрятали, как за занавесом, все эмоции, которые он тщательно скрывал много лет, Мередит все еще гладила его руки, не в силах освободить их от напряжения, державшего его кулаки крепко сжатыми.

— Я люблю тебя, — прошептала она, зная, что в ее голосе звучит отчаяние. — Я люблю тебя, — и ее слезы потекли по его щеке.

К полудню стало ясно, что Квинну лучше. Тогда же стало видно, что Кэму по-прежнему плохо.

Квинн, наконец, уснул крепким здоровым сном, и дрожь, сотрясавшая его тело, постепенно утихла. Но у Кэма началась лихорадка, а раны на ноге побледнели.

Мистер Батлер качал головой, видя, что Кэм беспокойно мечется по постели, а тело его покрывается бисеринками пота. Как только Лиза вытирала ему пот, он опять начинал дрожать.

Они завернули его в одеяла. Раз уж мужчины согрелись и их одежда просохла, огонь решено было погасить, потому что он мог их выдать. Конечно, было чрезвычайно опасно оставаться там, где они находились. Скоро по берегам реки начнутся обыски, и даже непогода их не остановит.

Пока Квинн спал, Мередит, Лиза и Батлер решали, что делать дальше. Мередит понимала, что и Лиза и Кэм в большой опасности. Между приступами лихорадки Кэм рассказал им кое-что из того, что произошло. Мередит знала, что если его поймают, то казнят за нападение на белого человека. Один Бог знает, что ждет Лизу.

А Квинн? Мередит делалось дурно от предчувствий. Он мог не только попасть в тюрьму, но и страдать всю жизнь от утяжелившейся вины. Она и так лишала его покоя. Мередит и не знала этого до настоящего времени. Она не знала, как и почему все случилось, но была потрясена глубиной этой вины.

А она-то думала, что знает его.

Она наклонилась над ним и провела ладонью по щеке. “Я люблю его”, — подумала она. Ее пальцы помедлили у морщин возле его глаз и медленно двинулись к волосам, слипшимся от грязной речной воды. Она вспомнила, как открыто и дружелюбно он улыбался, когда был еще юношей, вспомнила и саркастическую усмешку, которая была на его губах, когда она встретила его уже на борту “Лаки Леди”. Ей не хотелось даже думать о том, что произошло между этими их двумя встречами, и какие еще секреты он таил от нее.

А сейчас он выглядел таким… беззащитным. Таким усталым. Чудовищная усталость стерла все ухищрения, под которыми он прятал то, что было у него на душе. Но сейчас стали видны и его боль, и неверие в спасение.

Что-то не давало покоя, что-то такое же пугающее, как и тайны, сопровождавшие Квинна. Последние слова, которые он вымолвил — “она умрет из-за меня… ”, — если он верит в это, значит, он уйдет от нее. А если умрет Кэм…

Она услышала стон, раздавшийся с другой кровати, и подняла голову.

— Мы должны отвезти его к доктору, — сказал Батлер.

— Но как? — с горечью и отчаянием спросила Мередит. — Их будет искать весь Каир. И Лизу тоже.