Радуга

Джеймс. Интересно, что бы он сказал, признайся ему Алекса сейчас во всем? Как отреагировал бы Стерлинг на рассказ о волшебном лунном свете в Роуз-Клиффе и на то, что ее сердце сейчас готово рваться из груди, и все из-за Роберта? Джеймс — прекрасный друг, не влюбленный в Алексу, — легко найдет этому объяснение. Со спокойной нежностью во взгляде он скажет, что чувственный взгляд Роберта — лишь иллюзия, что Алекса была просто околдована лунным светом. Он, конечно же, не станет обижаться, ведь нет? Алекса решила, что нет. И очень на это надеялась.

И все же она не пошла в другое крыло дома искать Джеймса. Но Алекса призналась себе в том, что вовсе не страх увидеть в глазах Джеймса обиду заставил ее не заходить к нему, а упрямое нежелание услышать пусть даже доброжелательное объяснение того, что все происшедшее было лишь иллюзией.

Поэтому Алекса, вместо того чтобы искать Джеймса, подошла к окну в своей спальне.

«Здравствуй, луна! — безмолвно приветствовала Алекса ночное светило, улыбающуюся свидетельницу ее приключения в Роуз-Клиффе. — Ты меня помнишь? Прошу тебя, скажи, ты тоже видела этот взгляд карих глаз? Я ведь не ошиблась, да? Прошу тебя! О луна, поскольку ты такая мудрая, а я всего лишь неопытный новичок в подобных делах, скажи: эти дивные чувства, что все еще бурлят во мне, эти волны счастья, желания и радости, эти волшебные ощущения — свидетельство того, что я полюбила? Да? Мне так кажется. И, луна, еще только один вопрос: как ты думаешь, он испытывал столь же прекрасные чувства?»

В то воскресенье в Инвернессе собрались самые влиятельные люди Вашингтона. Гости бродили среди редкостных роз, беседовали о политике или вели ни к чему не обязывающие разговоры, потягивали шампанское и лакомились бесконечными деликатесами, предлагаемыми на сверкающих серебряных подносах.

Сенатор Роберт Макаллистер, естественно, весь день находился рядом со своей супругой, и каждому из присутствовавших хотелось поговорить с будущей первой парой. Такое же бесчисленное количество поклонников стремилось пообщаться и с актрисой Александрой Тейлор. У Алексы и Роберта не было ни малейшей возможности перекинуться хотя бы парой слов, но не раз, словно по негласному сигналу, они невольно и одновременно принимались искать среди гостей друг друга, встречались взглядами и обменивались радостными улыбками.

Алекса не разговаривала с Робертом, а Кэтрин — с Джеймсом.

Кэт собиралась еще раз поблагодарить его за вчерашний вечер, но, когда спустилась к завтраку, Джеймс и Артур проверяли, правильно ли расставлены на изумрудном газоне столики под розовыми зонтами, полит ли теннисный корт в последний раз и набита ли до отказа кладовая на «Ночном ветре». Приглашенные на прием уже начали прибывать, и Джеймс с родителями гостеприимно встречал их. Джеймс все время был очень занят. И когда госсекретарь — страстный почитатель музыки — узнал в Кэт девочку-подростка, которую видел, когда та победила на конкурсе Вана Клиберна, у Кэт уже тоже не было ни минуты свободной.

— На моих приемах одни гости не вправе распоряжаться отдыхом других гостей, — мягко, но решительно вмешалась в разговор Марион, услышавшая, как госсекретарь просит Кэтрин сьгграть им. — Независимо, от кого эти распоряжения исходят.

— Я вовсе не против, Марион. Если только вы не возражаете.

— Дорогая моя Кэтрин, — расцвела хозяйка Инвернесса, — ты представить себе не можешь, каких усилий мне стоило сдерживать себя, чтобы не предложить тебе порадовать нас своим искусством. Наш «Стейнвей» в прекрасном состоянии.

И Кэтрин заиграла, без малейшего смущения делясь своим даром с аудиторией, состоявшей из знаменитостей.

Сначала гости, привлеченные волшебными звуками в большой зал, внимали — ошеломленно и зачарованно. Затем, в ответ на предложение Кэтрин называть произведения, которые они хотели бы послушать, посыпались бесчисленные заявки. Репертуар пианистки был весьма обширен, и она с удовольствием исполняла и Баха, и Шопена, и Гершвина, и рок-н-ролл.

Как всегда, Кэтрин играла с огромной радостью и, как всегда, виртуозно, пока… не появился Джеймс. За минуту до этого, лукаво подмигнув жене, президент страны поинтересовался у Кэт, знает ли она «Я разлетаюсь на кусочки»? Кэтрин, разумеется, знала и как раз начала эту песню, когда вошел Джеймс.

«Как символично!» — подумала несчастная Кэт, чувствуя, как и сама разлетается на кусочки, что случалось всякий раз, когда Джеймс устремлял на нее свой пристальный взгляд. Щеки девушки вспыхнули розовым пламенем, а сердце учащенно забилось, что уж никак не было связано с последствиями длительной диеты. Кэт сегодня немного перекусила, и тело ее с благодарностью ответило на прекращение голодовки неожиданным взрывом энергии.