Радуга

— Но прежде всего потому, что хотела увидеться с тобой.

Перевалило за полночь, когда Кэт проснулась, отдохнувшая, посвежевшая и свободная от боли.

— Привет, Джеймс. Это Кэтрин. Ты сказал, я могу позвонить в любое время.

— Да. Как ты?

— Прекрасно. Я хорошо спала и чувствую себя теперь замечательно. Спасибо тебе.

— Отлично. Я рад. Чувствуешь себя настолько замечательно, чтобы разделить со мной поздний завтрак завтра… нет, уже сегодня? Я хотел предложить тебе прогулку на яхте, но метеорологи сугубо конфиденциально предупредили меня о надвигающемся шторме. Так как насчет того, чтобы отведать знаменитый на Лонг-Айленде поздний завтрак с шампанским? Приглашаю тебя в зал «Азалия» в Саутгемптонском клубе, а это означает, что мы можем прихватить наши матросские костюмы на случай, если погода после завтрака все-таки разгуляется…

— Пожалуй, мне лучше этого не пить. — Слегка улыбнувшись, Кэтрин провела пальчиком по хрустальному бокалу с шампанским, только что поставленному перед ней на столик, покрытый скатертью в розовую полоску.

— Ты отказываешься от шампанского?

— Вчера я поняла, что алкоголь делает меня излишне откровенной.

Джеймс усмехнулся, подумав о том, какую же из вчерашних «дерзостей» Кэтрин считает «излишне откровенной». Может быть, тихое признание в том, что она согласилась на встречу только потому, что хотела видеть его? Или же провокационный вопрос в сапфировых глазах, когда Джеймс предложил ей пойти в постель? Какая еще невысказанная тайна удерживает Кэтрин от шампанского? Быть может, ее собственная версия сложной истории отношений между сестрами Тейлор?

— Разве можно быть излишне откровенной?

— Мне кажется, — протянула Кэтрин, — что для некоторых откровений требуется время, прежде чем их можно высказывать.

— Да, я тоже так думаю, — согласился Джеймс, понимая, что еще рано рассказывать девушке всю правду о своих чувствах к ней.

Когда-нибудь, когда Кэт будет готова, Джеймс поведает ей об этой замечательной, радостной правде. И когда-нибудь, надеялся он, Кэтрин скажет ему о скрываемой правде, которая столь очевидно в отличие от его, радостной, таит в себе Глубокое беспокойство. «У тебя времени столько, сколько тебе нужно, милая Кэтрин, и, пожалуйста, знай, что ты можешь доверить мне все секреты своего сердечка».

— А знаешь, на самом деле вчера ты приняла очень мало алкоголя.

— Знаю.

Кэтрин понимала, что всего несколько маленьких глотков коньяка оказали магическое действие на ее боль. А как же насчет другой магии — теплых, возбуждающих волн чистой радости и чудесного легкого смеха, весело зажурчавшего в ее душе родником счастья? Такое волшебство, Кэтрин знала точно, никак не связано с алкоголем. Этим волшебством был сам Джеймс, нежный и заботливый. Его темно-голубые глаза излучали такое манящее тепло, а ласковая улыбка так и соблазняла освободиться от смущения и высказать все свои сокровенные тайны.

Но существовали слова, которые высказать Джеймсу у нее не хватало мужества:

«Я — приемыш. Моя настоящая мать так не любила меня, что отказалась от меня. Я не уверена в своем происхождении, Джеймс, пока не уверена. Но с каждым днем я постепенно узнаю все больше. У меня не хватает мужества сказать тебе эту правду сейчас, быть может, поэтому я не решаюсь рассказать тебе и об остальном. Есть нечто такое, Джеймс, что я открыла в самой себе — замечательное открытие последних дней. Я узнала, что, когда я с тобой, мне больше ничего не нужно».

В тот ненастный день Кэтрин не поведала Джеймсу свои тайны. Они говорили о музыке, о яхтах, дожде, розах, грозовых облаках и волнах. И в ткань послеполуденных разговоров, нежных улыбок и счастливого смеха вплетались обещания будущих встреч. Кэтрин дала слово Джеймсу, что с большим удовольствием послушает с ним цикл «Кольцо» в «Метрополитен-опера», да, все четыре оперы. И что пообедает с ним во всех самых знаменитых ресторанах Манхэттена, и посетит выставку импрессионистов в Музее изящных искусств, и…

Кэтрин отвечала согласием на все предложения, радостно-счастливым согласием, и ее прекрасный открытый взгляд говорил Джеймсу о самой важной правде, единственной правде, которую он хотел услышать от Кэтрин:

«Да, Джеймс, я хочу быть с тобой!»

Глава 16

Вашингтон

Декабрь 1989 года

— Весь уик-энд? — переспросила Алекса.

Разговор происходил в первый вторник декабря. За три месяца своей любви Алекса и Роберт никогда еще не проводили весь уик-энд вместе, только ночи в будние дни недели. Драгоценные, благословенные часы. И в эти чудесные часы они дарили друг другу невероятно тонкие и нежные чувства; они опаляли друг друга умопомрачительной страстью, такой же отчаянной, требовательной и тайной, какой она была в первую ночь.

Алекса с горечью думала о том, что тайна их страсти была символом того, о чем они оба знали, но о чем никогда не говорили: эта скрываемая ото всех любовь не продлится вечно. Сейчас любовь была в безопасности, она была секретом, который было легко хранить, поскольку никто не пытался о нем узнать.