Радуга чудес

Летчика направили в служебную командировку в другой город, куда он должен был отбыть очередным рейсом самолета, но уже в качестве пассажира. Он приготовился, заказал такси и своевременно в сопровождении жены поехал в аэропорт, чтобы попасть туда к моменту регистрации пассажиров. Проехав половину пути, он обнаружил, что бумажник с командировочными документами забыл дома. Пришлось возвращаться. Когда он прибыл в аэропорт, его самолет уже улетел. Тогда летчик зашел в служебное помещение к сослуживцам, где и задержался. И тут по истечении какого-то времени ему сообщили, что самолет, на который он опоздал, разбился, и все находившиеся в нем пассажиры погибли…

Об этом рассказала подруга жены «забывчивого» летчика.

Снова импульсы, предчувствия…

Летом 1918 года в районе гор Малого Хингана через Амур с китайского берега переправилась банда хунхузов. Они, конечно, и не думали приближаться к вооруженным казачьим станицам. Их целью было что-нибудь урвать на мелких таежных приисках и, главное, подкараулить вооруженного человека в тайге и, убив, завладеть его винтовкой: в Маньчжурии в то время нужда в винтовках была огромной. Итак, в Амурскую тайгу вползла опасная змея…

* * *

Он шел, и вечернее солнце сквозь редкие стволы уцелевших на вырубке сосен светило ему прямо в глаза. Тропинка извивалась меж пней по краю прииска, где в низине около ручья копошились старатели-китайцы, добывая золото. А он шел, и черная тоска давила его сердце.

Он был молод и влюблен. Та, которую он любил, проводила лето в станице на берегу Амура, и ему так хотелось к ней… Он бросил бы к черту этот прииск, где он и два казака, приисковые охранники, составляли все русское население. Остальные были старатели-китайцы, пришедшие из-за границы, и единственными их контактом с ним было то, что он отпускал им взамен золота продукты с приискового склада…

Собственно говоря, тоска навалилась на него с самого утра, и, когда охранник Степан, старый таежник, зашел к нему в полном охотничьем снаряжении, с рогулькой за спиной и с верной собакой, чтобы вместе, как уговорились, идти на ночную засаду у солонцов, куда приходили лизать соль изюбры, он глухо и как-то стыдливо произнес:

— Не могу. Ты уж прости меня, Степан, — на душе у меня тяжко…

— И впрямь — оно и лучше. Я сам думал — не усидишь, как начнут комары…

И пошел Степан один.

Чтоб как-то рассеяться, он предпринял этот обход прииска и теперь возвращался домой, в крошечную избушку с топчаном из плах и висящим на стене рюкзаком, где, кроме пары белья, находились бритва и томик Джека Лондона.

До домика еще оставалось с полкилометра, как тропинка раздвоилась: от нее отделялась под острым углом узкая стежка и, сперва почти параллельно, а потом все больше отклоняясь, уводила прямо в чащу. По ней днем ушел Степан…

У этой развилки наш молодой человек остановился, заколебавшись: то ли идти прямо домой, то ли свернуть по этой стежке в лес и шагать, шагать, пока не устанешь, а потом, вернувшись, можно будет с аппетитом съесть кусок соленой кеты с картошкой, попить крепкого чайку…

Исхода его решения ждал хунхузский часовой, поставленный наблюдать за прииском, пока шайка отдыхала тут же неподалеку. Часовой, стоя за деревом, положил конец ствола на сук: стреляя с упора, он обычно не промахивался. Он решил стрелять лишь в том случае, если русский подойдет совсем близко: преждевременный выстрел мог испортить намеченное на ночь нападение на прииск…

Молодой человек, наконец, решился — он зашагал по направлению к чаще. Часовой приготовился. И тут в идущем стало расти ощущение тревоги. С каждым шагом он точно надавливал телом невидимую пружину — ее сопротивление быстро нарастало. Внутри его неслышный уху, но внятный голос сказал: «Ни шагу дальше!» Он остановился, потом перешел на другую тропинку и зашагал домой.

Эту ночь он спал плохо — как никогда. Только стоило заснуть, как ему снился один и тот же сон: к его избушке по лесу подкрадываются вооруженные люди… Он просыпался, соскакивал с топчана и с кавалерийским карабином в руках выбегал из избушки, напряженно озираясь по сторонам. Но в лесу было тихо. Он возвращался, засыпал, и все начиналось снова.

Измученный, он встал, как только взошло солнце, развел на дворе костер, на котором начал кипятить чайник к завтраку. В этот момент появился другой охранник прииска и с ним собака ушедшего вчера на охоту Степана.

— А где Степан?

— Нету Степана. Может быть, совсем нету, — ответил охранник.

— Вишь, собака прибежала, а у ней на шее рана. Либо Степан на медведя неладно напоролся, либо на хунхузов. Пойдем искать, что ли?

— Да, пойдем…

Они торопливо начали собираться и завтракать, но не закончили завтрака, как перед ними появилась странная процессия. Это были старатели-китайцы — девять человек. Обнаженные до пояса, они молча один за другим подходили к двум русским и показывали грудь и спину. Обе части тела носили следы страшных ожогов — у одного даже грудные соски превратились в черный уголь.