Радуга и Вереск

— Чего-то двоящегося. Раздвоение сознания. Как будто я фотографирую сразу в двух местах. А?

— Так у вас не просто путешествие, а трип?

— Порой так мне и кажется. Хотя оставил уже эту детскую забаву. А вы?..

— Не слишком ли много вопросов для свадебного фотографа?

Косточкин смутился. В самом деле, ему было слишком хорошо и легко с этой девушкой, как будто сто лет знакомы. Он посерьезнел и снова с преувеличенным вниманием посмотрел на башню за громадными тополями.

— Так это, кажется, и не Веселуха вовсе.

— Да? А что же? Пизанская башня?

— Не знаю, запамятовал название… Но мне уже все объяснили. Аркадий Сергеевич растолковал. Что это ошибочное именование. Настоящая Веселуха не здесь.

— А где?

— Где-то…

Яна засмеялась.

— Такое у меня тоже впечатление, что где-то — ох, далеко… Не в этом даже городе. Это скажете?

Косточкин смотрел на нее.

Зазвучали позывные ее мобильника: веселая флейта. «Кажется, Моцарт», — догадывался Косточкин. Она быстро отвечала. Косточкин понимал, что пора уже и честь знать, выметаться из автомобиля и топать к той Веселухе, в которой он потерпел крушение. И… оставался безвольно на месте. Уходить никуда не хотелось. И фотографировать расхотелось, хотя и погода установилась…

— Извините, — сказала она, закончив. — Сейчас начнут собираться гости.

— Конечно, да, — отозвался Косточкин, берясь за ручку дверцы.

— Нет, стойте, — сказала она. — Все-таки я довезу вас до настоящей Веселухи… Или не довезу? — спросила она, немного растерянно улыбаясь. — Как-то реальность делается ускользающей от ваших сомнений, вопросов и реплик.

— Ну, если вам по пути, — ответил Косточкин, радуясь отсрочке.

Яна попробовала развернуться и застряла в снегу. Пришлось Косточкину выходить и толкать автомобиль, «пыжика» или субмарину. Несмотря на небольшие размеры, автомобиль оказался тяжелым. Косточкин пыхтел, упираясь, но колеса только буксовали. Шедший по улице вверх мужчина в синей куртке и ярко-желтой большой вязаной шапке с помпоном свернул к ним и взялся помогать. Наконец автомобиль выехал.

— Спасибо, — благодарил его Косточкин.

— Всегда пожалуйста, — отвечал тот, шмыгая покрасневшим носом, отрясая перчатки от липкого снега в копоти с капота.

— Постойте, любезный, — окликнула его Яна, роясь в сумочке. — Вот, возьмите, пожалуйста, за труд.

Мужичок посмотрел на протянутую бумажку, засмеялся и пошел себе дальше. Яна пожала плечами и спрятала деньги. Косточкин занял место рядом. Автомобиль, пятясь, скатился на узкую улочку, перекрывая движение. Раздались нетерпеливые гудки. Яна вывернула руль и наконец поехала вверх.

— Черт, — ругалась она. — Раньше здесь никто почти не ездил, только неопохмелившиеся водилы. Чтобы не лезть по главным дорогам в центр. А как реконструировали улицу — пожалуйста…

— Странная реконструкция, — заметил Косточкин. — Пешеходам негде брести.

— Ой, это целая эпопея, с этими реконструкциями… освоением юбилейных миллионов. У администрации не хватало просто ума, чтобы осваивать эти денежки. Не было спецов такого полета. А приглашать варягов не хотели… В общем, старая все та же песенка: земля большая, а порядка в ней нету…

— Но свадьбу-то вы здесь решили справлять, — отозвался Косточкин.

— Парадокс, — согласилась Яна.

Автомобиль поравнялся с другой башней. Яна сказала, что подъезжать уже к самой башне не будет, а то снова… увязнет в какой-нибудь истории… Сестренка и так уже сердится.

— А я хотел вас сфотографировать здесь, на башне, — сказал Косточкин.

Она взглянула на него.

— Именно здесь?

Он кивнул.

— Ладно, в следующий раз, — ответила она.

Косточкин поблагодарил ее и вышел. Автомобиль покатил дальше. Проводив его взглядом, Косточкин обернулся к башне. Веселуха стояла в снегу, как будто распахнув объятиями прясла стены. По стене в этот солнечный день бродили тинейджеры в ярких куртках, шапках. Косточкин приблизился к башне, хрустя снежными комьями, звеня льдинками.

Хм, вот уже и у него с этой башней связано некое событие, приключение. И сколько же таких небольших тайн она хранит. Да и других, трагических… За четыреста? — да, за четыреста лет тут всякое случалось. И эти события и складываются такими кирпичиками, как бы образуя двойника башни.

«Может, битым фотоаппаратом это и удастся сфотографировать?» — пришла ему дерзкая мысль.

И Павел Косточкин навел объектив на башню, отойдя назад.

37. Пожар

Замковый лекарь Протвицкий обработал рану, зашивать не стал, говоря, что это делать надо было сразу. Но Николаусу лучше не было. У него не спадал жар, и рана гноилась, — как видно, мужик в драной черной шубе вложил в удар всю свою злобу.

Рана гноилась, и пани Елена послала за травником Петром.