Радуга (Мой далекий берег)

Девочка слушала вопросы, наклонив к плечу головку, лобик сосредоточенно морщился. Иногда девочка кивала. Да, картина там, где ее ожидали найти. И вторая тоже. Нет, натурщица исчезла. Не совсем натурщица. Он писал ее на какой-то речке. Нет-нет, все совсем не так. Зачем ненавидеть? Да, она понимает, что он не такой. Да, готова. Всегда.

Она возвращалась по собственным следам, слегка оттянув платок, потому что задыхалась. Пот тек по вискам, губы сделались неприятно солеными. Море? Она слишком взрослая, чтобы верить в глупые сказки.

33.

— Так значит, наше предприятие лишено смысла?

Сашка развернулся, как степная сабля шамшир, кулаком врезав бедняге в зубы, и хотя Тумаш был тяжелее его ровно вдвое — отлетел и навзничь разлегся на земле.

— Ну ты недотумок! — Ястреб почти бережно помог ему подняться, предупреждая нежелательные порывы. Еще с города этот Тумаш ныл, изводил и задавал провокационные вопросы. И имечко у него оказалось подходящее. Андрей, несмотря на боль в руке и поганство ситуации, засмеялся на «недотумка», оценил языковой изыск. Ястреб покосился на русоволосого смешливца, но промолчал.

С самого начала переходили они Черту в разных местах и малыми группами. В их группе было шестеро: Ястреб и худой Сашка, которые так загадочно поиздевались над Андреем, разрезав тому руку; сам Андрей, ошалелый и немного бледный от кровопотери; изгнанный супругой анархист-мученик Савва; Недотумок, памятный тягучим голосом и кривоватыми пальцами, и неприметная, словно воробушек, женщина. Должен был появиться проводник. Но не появился, и они поперлись, как Бог на душу положит, потому что застревать в раскаленных кристаллических песках… и вышли. Кажется, куда надо. Живые. Пятеро.

Сашка сидел над мертвой женщиной на самой границе: там, где песок обрывался ярчайшей, свежей травой. Смотрел в небо, молчал. Касался ладонью укрывающего лицо мертвой плаща. Ястреб стоял рядом на коленях.

Сашка, словно почувствовав взгляд, резко обернулся:

— Не дам ее зарывать.

Андрей отошел, баюкая ноющую руку, и увидел, как бежит к ним незнакомый седой человек. Ястреб вскочил:

— Лэти! Слава чурам. Нас не встретили.

Седой остановился. Андрей потрясенно вглядывался в его лицо: почти черное, словно до угля сожженное солнцем.

— Бокрин мертв.

— Да-а, — произнес Ястреб.

Лэти удивленно осмотрелся:

— А-а…

— Вот прошли. Здесь можно очень быстро сыскать ведьму?

Лэти увидел тело под плащом, Сашку.

— Да Сёрен. Сёрен прирожденная. Только не умеет ничего. Бокрин… ее жалел.

Ястреб плечом бережно отодвинул Сашку, подхватил на руки мертвую женщину.

— Лицо ей укройте! — Савва быстро исполнил приказ. — Веди.

Поселок с их приближением вымер еще больше, чем это казалось возможным, только сквозь щели в плетнях и ставнях следили темные, как омуты, испуганные глаза. Да слышались вздохи: не к ним, не за ними, пронесло. Почти бегом, не задыхаясь, прошел Ястреб с ношей на руках по пыльной унавоженной улице, Лэти тычком растворил перед ним дверь.

— Сёрен! — громко позвал он.

Сёрен прибежала не одна, с высокой рыжей девкой, на руках у девки заливался хохотом младень. Увидев стольких мужчин, девка дернулась, откачнулась.

— Лэти! Лэти! — Сёрен кинулась пограничнику на шею.

— Это твоя ведьма? — спросил Ястреб.

В отклад пошли все разговоры, расспросы и объяснения. Потому как высокая сунула младеня в руки подружки и сказала гордо:

— Я — ведьма.

— Стол достаньте!

Все как-то незаметно стали при деле: добывали у прижимистых соседей стол, закрывали свежеразрисованными ставнями окна, затыкали щели, тетешкали мальчонку, рассыпали по углам и развешивали под матицей сухие бессмертники, Лэти щипал лучину, Сашка сидел под боком печи с мертвой на руках, а Ястреб успевал всюду и сразу, и синий тезка на его груди горел через рубаху.

Посреди избы расчесывала и заплетала в косы соломенные пряди гордая Сольвега. Лицо ее делалось отрешенным.

— Я помогу тебе, — сказала Сёрен.

— Нет. Возьмешь Микитку и пойдешь на огород, подальше. И вы тоже. Савва и Тумаш безропотно вышли. Больше всего им, бедным, досталось, несмотря на рассказы Ястреба.

— Не пойду! — уперлась Сёрен, и соврала: — Меня Бокрин учил.

Сольвега пожала плечами.

— Кто из вас останется?

— Я останусь, — сказал Ястреб. Пропало куда-то веселое ехидство, и серьезность, прозвучавшая в голосе, заставила вздрогнуть.

— Про плату предупрежден?

Мужчина тряхнул головой:

— Дважды не помирать.

— Я останусь, — сказал Сашка. — Я ее ученик.

— Я проводник, я останусь, — повторил за ним Лэти.

Рука заныла, Андрей стиснул зубы.

— Я останусь, — неожиданно для себя сказал он. — Я пограничник.

На него взглянули с таким искренним изумлением, что стало холодно.

— Долг на мне, — он набычился, взглянул исподлобья, словно его всерьез собрались прогонять.

— Заберите Микитку, — крикнула через дверь Сольвега.

— И ни шагу сюда, даже если крыша рухнет, — предупредил Ястреб. Савва подхватил маленького, и двери закрылись.

Сёрен запалила лучиво, стала в изножье, Сольвега же, прежде, чем занять свое место, подошла к Ястребу:

— Имя… какое?

— Нет у ней имени.

— А как… кого звать?

— Берегиню.