Радуга Над Теокалли

— Ты дурно воспитана, чужеземка! Я научу тебя уважению! — откуда-то в руках Шочи появилась плетка, она ударила Иш-Чель, пытаясь попасть по лицу, но промахнулась. Удар пришелся по шее и оставил красный рубец. Второй удар пришелся по плечу. Затем, плетка начала опускаться с угрожающей частотой

Все произошло быстро. Слуги Иш-Чель испуганно сбились в кучу. Свита Шочи привыкла к таким сценам и взирала на порку безучастно. Только Маленький Ягуар с расширившимися от страха глазами сначала сжался весь в комочек, но потом храбро бросился с кулаками на понравившуюся ему поначалу гостью. Он колотил ее по ногам и отпихивал от матери, обиженно крича:

— Уходи!.. Уходи!.. Оставь мою мать!.. Не смей ее бить!.. Уходи, ты плохая!.. — Шочи была вынуждена отпустить Иш-Чель, чтобы схватить неожиданного защитника за ворот его рубашки, а потом ловко перехватила его за шею.

— Это кто поднял на меня руку?! Я удавлю тебя, маленький негодник! — прошипела сквозь зубы Шочи. Мальчик забрыкался. Он начал задыхаться, из его глаз полились слезы.

— Отпусти моего сына, дрянь! — бросилась на Шочи, быстро пришедшая в себя Иш-Чель. Сестра тлатоани ловко увернулась, подставила противнице подножку, та растянулась на земле. Шочи, продолжая удерживать уже хрипевшего ребенка, резко опустилась на поверженную Иш-Чель, стремясь причинить ей боль:

— Я удавлю сначала твоего ребенка, а потом тебя, чужеземка! И пусть это будет мое приношение нашей Змеиной матери! — Иш-Чель на секунду застыла, а Шочи демонстративно стала сжимать горло Маленького Ягуара. Она с упоением наблюдала, как начали закатываться его глаза. Иш-Чель со всей силой ударила сестру тлатоани в скулу, от неожиданности Шочи ослабила шею мальчика, но, так как удары стали сыпаться на нее и приносить боль, отшвырнула ребенка и занялась женщиной всерьез. К Маленькому Ягуару подбежали служанки Иш-Чель и унесли его в тень, а женщины уже сцепились и покатились по двору.

Внезапно клубок тел замер, Шочи была сверху, но ее тело как-то неестественно распласталось, прикрывая Иш-Чель. Была видна только ее правая рука, которая продолжала наносить противнице слабые удары. Не получая ответа, Иш-Чель прекратила бить Шочи, она скинула с себя тело соперницы и вскочила на ноги.

Вопль ужаса пронесся по двору — белая одежда Иш-Чель, висевшая на ней рваными клочьями была в крови. В крови было и безжизненное тело сестры тлатоани, в животе у нее торчал нож…

Иш-Чель со страхом рассматривала свои окровавленные руки, когда на нее налетела стража Шочи и, повалив на землю, начала избивать копьями, используя их как палки. Тут к толпе рванули воины-ягуары, жившие в доме Амантлана, на которых была возложена охрана дома и присмотр за рабами. Они растолкали охрану Шочи, разоружили их. Прикрыв свою госпожу от разъяренной толпы, начальник стражи, грозно потрясая палицей, выкрикнул:

— Преступление наказывается законом!.. Прекратите самоуправство!.. Я всех сдам патрулю!..

Пока начальник стражи и его люди усмиряли эскорт погибшей Шочи, во двор вошел патруль Теночтитлана. Он быстро связал всех и, подгоняя, погнал в тюрьму. Иш-Чель попытались присоединить к общей группе, но начальник стражи Амантлана загородил, упавшую без сил женщину:

— Мы сами сопроводим нашу госпожу! Мы следуем за Вами! — Поддерживая едва живую хозяйку под руки, воины мужа отправились вслед остальным арестованным. Когда ее выводили, Иш-Чель дернулась и попыталась вырваться:

— Что с моим сыном?!

— Не знаю, госпожа… Молчите! — сжал ее руку начальник стражи, накидывая на нее свой плащ, чтобы укрыть от любопытных глаз.

Арестованных препроводили в темницу на территории дворца тлатоани, потому что участники происшествия принадлежали к городской знати.

Тлатоани Ицкоатль завершал обеденную трапезу в гордом одиночестве, если не считать слуг, постоянно подносивших ему новые блюда и уносивших обратно то, что правитель уже попробовал либо отверг. Это было время тишины и покоя, когда никто не смел побеспокоить правителя. Ицкоатль любил во время обеда неспешно обдумать различные государственные или домашние проблемы. После обеда следовал короткий отдых, когда он мог также в одиночестве немного поспать, но это случалось реже — государство требовало его внимания, а переложить часть вопросов на кого-либо правитель не мог. Вот и сейчас, он чуть не подавился рыбьей косточкой от наглости своего начальника стражи, так бесцеремонно ворвавшегося к нему в запретное время.

Пока перепуганный и растерянный слуга докладывал ему о трагической гибели сестры, тлатоани позволил себе только встать, ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Где тело моей сестры? — спросил он, но ответа от слуги не потребовалось — на женской половине, где располагались покои Шочи, раздались душераздирающие вопли, известившие всех домочадцев правящей династии о тяжелой утрате, безвременной кончине всеми любимой прекрасной Шочи. Тлатоани, не раздумывая, направился туда.