Радуга Над Теокалли

Служанки почти занесли Ишто к ней в комнату, они заботливо уложили старую женщину на ложе. Сдерживая слезы, хозяйка попросила принести ей всех постельных собачек — ее била дрожь и морозило. Сняв с себя одежду, Ишто укрылась одеялами и терпеливо ждала, когда маленькие собачки устроятся вокруг нее и своими телами подарят долгожданное тепло, снимут нервное напряжение последних дней. Служанки продолжали в ожидании стоять. Тогда почтенная Ишто пошарила под одеялом и вытащила парочку песиков, одного с серой кожицей, второго с темно-бурой, их светлые хохолки, только что придавленные одеялами, теперь весело топорщились белыми плюмажами между большими ушами.

— Отнесите их моей невестке, пусть они и ее полечат!

Прижимая к груди теплые тела собачек, служанки покинули хозяйку.

До позднего вечера Иш-Чель была у себя и не покидала своей комнаты. Все обошлось, но нервное напряжение было настолько сильным, что радоваться не было сил. Очень кстати пришлись постельные собачки, которые устроились у нее на груди и, преданно прижавшись, отдавая свое тепло, забирали все плохое. Пролежав с ними совсем чуть-чуть, Иш-Чель уснула, убаюканная мирным сопением маленьких лекарей. Проснулась она уже поздним вечером.

Когда все улеглось в доме: кто-то из фанатиков был огорчен, кто-то из неверующих, вернее сочувствующих, был рад, понимая чувства госпожи, Иш-Чель направилась в комнату к мужу.

Амантлан сидел на циновке и поглощал свой ужин. Мужчина ничем не выдал своего удивления по поводу позднего визита. Наоборот, Иш-Чель показалось, что он не просто был готов к ее приходу, а не сомневался, что она придет к нему. Женщина присела на циновку напротив мужа и взяла кусочек индюшки, который ей отрезал муж. Так же молча, они вместе почти закончили ужинать, когда Иш-Чель не выдержала:

— Благодарю Вас, господин.

— За ужин? — улыбнулся Амантлан, а она смутилась.

— Нет. За Маленького Ягуара.

— Пожалуйста.

— Скажите, почему Вы решили тянуть жребий вместо меня?

— Почему? Потому что я — глава семьи, это мой долг и мое право.

— Только поэтому?

— Да. Я — послушный гражданин, который всегда выполняет свои обязанности, а уж к нашим богам я всегда относился с уважением.

— Амантлан, я не верю Вам.

Иш-Чель внимательно следила, как на лице мужа играли отсветы очага, которые смягчали временами шрамы, полученные в битвах. Амантлан потянулся за трубкой, раскурил ее, продолжая молчать и, избегая взгляда Иш-Чель. Он не хотел говорить правду, сам не зная почему. Но она терпеливо, нет, скорее смиренно ждала. И в ответ не могла прозвучать обычная шутка. А это злило его. И он не сдержался:

— А что мне от твоего неверия? Когда-нибудь было иначе? Ты всегда считала меня врагом! И никогда другом… Чтобы я не делал для тебя, спасал тебя и сына, твоего брата… Тебе всегда казалось, что ты лучше меня знаешь, как быть! Так к чему теперь этот вопрос?! Тебя опять что-то не устраивает?!

— Да, господин. Не устраивает. Я хочу знать правду — почему Вы вместо меня тянули жребий?

— Из жалости к тебе. Теперь устраивает ответ? — он не ожидал от себя грубости, но силы сдерживаться иссякли.

— Н-нет… Из жалости… — Иш-Чель растерянно заморгала, рассчитывая на любой другой ответ, она была разочарована, — Я не понимаю Вас, объясните…

— Да! Если бы ты вытянула жребий богов, то никогда в жизни не простила бы себе гибель сына! Если бы я, то ничего в нашей жизни не изменилось бы! Ну, еще одной каплей ненависти ко мне прибавилось, так что с того? Я привык жить с ненавидящей меня женщиной!

— Господин… — глаза Иш-Чель наполнились слезами, она попыталась быстро сказать что-то, но мысль потерялась… Амантлан же продолжал курить и только кольца дыма, резко и часто вырывавшиеся из трубки показывали, как он сердит на свою несдержанность.

— Господин, — Иш-Чель пришла в себя и собралась, — Господин, о какой ненависти Вы говорите? У меня нет ее, к тому же к Вам! Это Вы отгородились, Вы меня отталкивали всегда своими насмешками!

— Вот как? Значит теперь ты, женщина, как когда-то, снова пришла не задавать вопросы, а отблагодарить? Что же может быть хуже!

— Да, я пришла Вас поблагодарить, но что в этом плохого?! О, боги, что я опять сделала не так?!

— Да мне твоя благодарность хуже ножа в сердце! Уж лучше бы… — он замолчал, не зная, что, на самом деле, было бы лучше. Но только не так — сидеть и заставлять объяснять свои поступки, копаться в его чувствах, бередить старые обиды. Да и ни к чему это! Она что думает, что он, как юнец, будет счастлив принять ее благодарность?! Сдержался он тогда, да и теперь не очень уж нужно. Жалость и благодарность от нее? Не нужны. Не требуются. Обойдется.

— Господин, Вы неправильно меня поняли… — попыталась прояснить ситуацию и погасить его гнев Иш-Чель. Она резко вскочила с циновки, растерянно теребя конец своей рубашки, тщетно пытаясь подобрать слова, которые могли бы успокоить мужа и прояснить ситуацию, а может быть и истинные ее намерения и чувства.