Радуга Над Теокалли

— Амантлан, город не полностью уплатил выкуп, не хватает пяти тюков с хлопком, — на разрисованном лице предводителя ничего не дрогнуло. Тяжелый взгляд из-под белых клыков пригвоздил говорившего к земле. Амантлан задумался, а горожанам показалось, что время остановилось. Испугались все. Переговоры, которые должны были начаться, могли сорваться.

— Проверить еще раз. Каждый мешок, каждый тюк подносить сюда. Счет ведет только один человек.

— Ярче костры! Зажечь факелы! Выставить охрану! — отдавал приказы воин-орел, командир одного из отрядов: — Мы не успеем до темноты все пересчитать, Амантлан!

— Пусть воины будут готовы. Не думаю, что Кинич-Ахава соберется на нас напасть. Горожане слишком напуганы. Мы пришли слишком рано, — кривая усмешка скользнула по губам вождя. — Но я не хочу требовать больше положенного или оставлять, что принадлежит нам! Поэтому, пусть внимательно считают!

Воин-орел слегка кивнул и направился отдавать распоряжения. От себя он добавил только один приказ — окружить плотной стеной старейшин Коацаока, чтобы в случае тревоги, ни один не смог сбежать. Кремниевый Нож считал, что это нелишне.

Зажженные факелы осветили площадку, на которую сносили выкуп. Майя поминутно переглядывались, от них не ускользнули приготовления ацтеков. Когда последний тюк был сосчитан, предводитель подошел к учетчику и выслушал его доклад.

— Довольно много не хватает… — спокойно ответил Амантлан на немой вопрос старейшин Коацаока. Майя терпеливо начали сверять свои расчеты. Но ацтек оказался прав. Дело могло бы решиться мирно, но из толпы горожан полетел в сторону вождя ацтеков ком земли, сопровождавшийся выкриком:

— Чтоб вы подавились, все вам мало!.. — один резкий взмах руки Амантлана и в толпу горожан ринулся отряд воинов-ягуаров, бесцеремонно расталкивая собравшихся. Организовать свалку оказалось проще, чем успокоить взвинченных до предела майя и ацтеков, к тому же это было началом плана, который предложил Халаке-Ахава. Майя решительно не желали выдавать кричавшего, началась драка, посте пенно переросшая в резню.

Происходящее на какой-то миг ошарашило обе стороны. Майя замешкались и с ужасом поняли, что теперь резни не избежать. А ацтеки пытались сообразить, какие выгоды это им принесет, и не является ли всё это делом рук их предводителя, умеющего подстраивать подобные военные хитрости.

Многие воины не скрывали своего нетерпения, поворачивали головы в сторону Амантлана, чтобы увидеть сигнал к наступлению. Напряжение нарастало. Несколько отрядов молодых орлов, отбросив всякую осторожность, поддавшись внутреннему голосу, который призывал их завоевывать славу и почести, ринулись на врага, который оказался без руководителя, а потому напоминал скорее разрозненную толпу, чем организованное и боеспособное войско, способное отразить пока еще столь малочисленный натиск. Майя не могли решить: защищать им выкуп, или в боевом порядке отступать к стенам города, где призывно чернели распахнутые ворота (кому же это пришло в голову?!). Наконец какое-то подобие порядка им удалось организовать, и майя издали боевой клич, который должен был привести в чувства и встряхнуть растерявшихся, но не успели еще последние нерасторопные воины встать в боевой порядок, как стоявший неподвижно, Амантлан резко взмахнул рукой в направлении города. Тут же две лавины воющих ацтеков разделились и обрушили свою мощь на малочисленных противников.

Левая лавина практически моментально смяла защитников выкупа, развернув свои ряды на обороняющихся майя. Правая быстрым маршем ринулась к городским воротам, которые по-прежнему были раскрыты.

Крах войска Коацаока стал очевиден. Едва ацтеки приблизились к стенам города, навстречу им выбегали воины и ремесленники Коацаока, среди которых несся Кинич-Ахава. Шум в голове и резь в глазах заглушались болью за происходящее. Совсем недавно он пришел в себя и узнал, что кто-то спровоцировал срыв переговоров.

Авангард ацтеков и защитники города буквально сшиблись в лоб, на огромной скорости налетев друг на друга. Всюду слышались крики, страшный треск проломленных черепов, хруст костей — это работали боевые палицы ацтеков. Кровь обильно заливала тела убитых и утоптанную землю, которой уже не было видно. Сражаться приходилось стоя на поверженных и раненых.

Удушающая темнота скрывала огромные потери, которые несли обе стороны. Раненные не молили о пощаде, главным было удержать подходы к городским воротам, пока их кто-нибудь, наконец, закроет. Перед ними начала расти насыпь из человеческих тел, где смешались и мертвые и живые, где невозможно было отличить ацтека от майя, а наверху шел жестокий последний бой личной охраны Кинич-Ахава с превышающими по количеству отрядами ацтеков. Кинич-Ахава не чувствовал усталости, только злая мысль, что с таким малым отрядом ему не удержать городские ворота, и он только зря погубит людей, надоедливо билась в мозгу.

Грохот барабанов, резкий свист свирелей и громкий рев воинского клича ацтеков:

Посреди равнин

Наше сердце жаждет смерти,

От обсидианового ножа.

Жаждет наше сердце смерти,

Смерти на войне!