Радуга Над Теокалли

Никто из рабов и слуг не выразил удивления при появлении Амантлана, когда он вышел встретить ночной патруль. Предводитель его был ему знаком.

— Из Теночтитлана сбежали преступники, у них в руках важные документы, скорее всего, они высадились на берег и прячутся. Мы обыскиваем каждое поместье.

— Мы готовы помочь осмотреть берег, у нас там привязано несколько лодок, на которых я прибыл вчера после Совета старейшин у тлатоани Ицкоатля. Беглецы могли ими воспользоваться. Идемте, огня! — Амантлан гостепримно распахнул ворота поместья и с факелом в руке направился к пристани, где недавно произвел действия, должные направить преследователей по ложному пути.

— Господин, здесь не хватает двух лодок! — раб, в обязанности которого входило следить за исправным состоянием плавсредств поместья, указал на обрезанные концы веревок.

— Так, значит, они плывут вниз! Вы позволите взять ваши лодки для погони? — обратился воин-ягуар к Амантлану, тот развел руками, доказывая полное согласие с вежливой просьбой.

Погоня разделилась, те, кто не поместился в лодки, отправились пешим ходом вдоль берега. Амантлан провел их до границ поместья и вернулся успокоить домочадцев. Когда люди улеглись, он пошел к условленному месту, где прятались Иш-Чель и Кремниевый Нож.

— Они уже ушли, — успокоил он продрогшего друга и жену. Теперь предстояло как можно быстрее спрятать рукописи. Пока Кремниевый Нож проверял содержимое кожаных мешков, Амантлан начал рыть большое углубление в земле, затем он заполнил дно камнями и взял первый свиток.

— Эта рукопись немного промокла, высушить бы её… — сокрушенно покачал головой Кремниевый Нож, но Амантлан отобрал у друга и второй свиток. Он уложил его рядом с первым. Тяжело вздыхая, Кремниевый Нож протянул ему остальные и отвернулся, чтобы не видеть, как спокойно Амантлан зарывает историю в землю. Выполнив работу, все направились к дому.

— Иди к ребенку, — коротко бросил он Иш-Чель, а сам направился к хижине рабов, чтобы поручить им отвезти Кремниевого Ножа в город, на единственной оставшейся в поместье лодке. Как только каноэ, увозящее друга, исчезло в темноте, Амантлан пошел домой. В комнате Иш-Чель горел свет.0на сидела на постели и пыталась отогреть руки. Когда Амантлан прясел рядом с нею и взял её руки в свои, это было еще ничего, но, когда его дыхание коснулось теплым облаком тонких пальцев, Иш-Челъ посмотрела на него с укором, а он просто хотел согреть ей руки. Она потянула их назад, к себе, и он был вынужден встретиться с ней взглядом.

— Спасибо, — тихо произнес он, по-своему растолковав её жест. Они смотрели друг на друга довольно долго, пока в его темных глазах не начали загораться огоньки, и сам взгляд не стал её затягивать. Она тут же ответа глаза в сторону, и от этого фраза, которая сорвалась, получилась резче, чем ей хотелось:

— Вы рисковали собой, нами, этим маленьким ребенком ради каких-то… — это был прямой укор его необдуманному, как ей казалось, поступку. Жизнь и благополучие сына она ставила выше всего. Он это понял и разочарованно произнес, направляясь к себе:

— Извини за беспокойство, но это мой дом и я в нем хозяин.

Иш-Чель не успела ничего добавить. Амантлан вышел, а она осталась, почувствовав себя униженной и обделенной. Что-то мелькнуло между ними, когда они смотрели друг на друга. Она не ощутила его своим врагом. Напротив, рядом с собой она почувствовала человека родного и такого близкого, что именно это заставило её отдернуть руки, хотя тепло, которым он с ней делился, было ей приятно и не вызывало отрицательных эмоций. Да и весь вид Амантлана, появившегося ночью так неожиданно, не отталкивал, а рана на груди вообще будила сочувствие, так свойственное женщинам.

Амантлан, покинув жену, не испытывал разочарования, нечто подобное он и предполагал. Она не изменилась, точнее, внешне Иш-Чель еще больше похорошела и приобрела даже какую-то загадочность. А, может быть, это была игра света в очаге? Ему было все равно. Женщина не хотела его подпускать к себе, ему нужно было ждать или брать ее силой. Но на стороне жены был закон, да и насилие ему претило. Он даже не хотел завоевывать женщину, ухаживая за ней, оказывая знаки внимания, как он это делал с девушками из знатных семейств.

Поведение Иш-Чель отбивало всякое желание. Оставалось убраться из загородного дома в Теночтитлан и, долечив раны, отправляться в очередной поход. Подальше от города, да и от нее. Он утешил себя, что еще не его время. А, что ему еще оставалось делать? Он никогда бы не признался себе в том, что страдает, если бы не горечь одиночества — прошло достаточно времени, но женщина не изменилась. Она по-прежнему считала его чужим и недостойным своего доверия. Амантлан подумал, что ночной визит слишком поспешен, однако отогнал эту мысль, как совершенно чуждую и не отвечающую истинному положению вещей. Огорчало его то, что он, скорее всего, просто проиграл. Это унижало его, как мужчину, и показывало, что стратег он тоже никудышний. И первое, и второе было одинаково тяжело и унижало его гордость.