Радуга тяготения

Снаружи промозгло, а жертва одета легко, но ему тепло здесь. Белые чулки приятно натягиваются на петельках подвязок. Он отыскал в трубе неглубокий изгиб и положил туда щеку, глядя в кокон. Волосы щекочут спину, оголенные плечи. Здесь сумрачно, выбелено. Специальная такая нора, чтоб в ней лежать, свадебная, открытая мертвенным пространствам вечера, ждет того, что ему предстоит.

В ухе с динамиком зудят телефонные переговоры. Голоса металлические и сильно фильтруются. Жужжат, как речь хирургов, когда отплываешь под эфиром. Звучат только слова ритуала, но Готтфрид все равно различает голоса.

Слабый запах «Имиколекса» обнимает его — Готтфрид знает этот запах. Он Готтфрида не пугает. Так пахло в той комнате, где Готтфрид уснул много-много лет назад, давным-давно, в сладком параличе детства… так пахло, когда пришли сны. А сейчас пора просыпаться в дыхании того, что всегда было по-настоящему. Давай, просыпайся. Все хорошо.

ОРФЕЙ ОТКЛАДЫВАЕТ АРФУ

ЛОС-АНДЖЕЛЕС (ПНС) — Ричард М. Жлобб, ночной управляющий кинотеатра «Орфей» на Мелроуз, выступил против «безответственного», по его выражению, «использования губной гармоники». Или, говоря точнее, «гарбодики», поскольку управляющий Жлобб страдает хроническим воспалением аденоидов, и это сказывается на его речи. И друзья, и недоброжелатели зовут его «Аденоид». Так или иначе, Жлобб утверждает, будто очереди к нему, в особенности на полуночные показы, из-за упомянутого музыкального инструмента практически охвачены анархией.

Это продолжается с нашего Кинофестиваля Бенгта Экерута / Марии Касарес, — жалуется Жлобб. Ему за пятьдесят, у него второй подбородок и вечная пятичасовая щетина (худшая из всех Часовых Щетин на сегодняшний день), а также привычка вскидывать руки, изображая перевернутый «пацифик» — что соответствует также букве «U» в семафорной азбуке, — при этом являя взорам бесчисленные ярды белых отложных манжет.

«Глянь, Ричард, — глумится прохожий, — у меня твои манжеты вот где», — отвратительнейшим способом обнажаясь и манипулируя крайней плотью таким манером, который ваш корреспондент не имеет возможности описать на этой странице.

Управляющий Жлобб легонько вздрагивает.

«Несомненно, один из зачинщиков, — шепчет он. — У меня от него одни неприятности. И еще от Стива Эдельмана. — Он произносит „Эдель-бад“. — Я, гаг бидиде, заброздо дазыбаю ибеда».

Дело, о котором идет речь, еще пребывает на стадии рассмотрения. В прошлом году голливудскому бизнесмену Стиву Эдельману было предъявлено обвинение в 11569 (Покушение на Босячество при посредстве Подрывного Инструмента); в настоящее время он находится в Атаскадеро под бессрочным наблюдением. Утверждается, что Эдельман в беззаконном состоянии рассудка предпринял попытку сыграть последовательность аккордов, входящую в список Министерства юстиции, — на улице и в присутствии целой очереди свидетелей, выстроившейся у кинотеатра.

«Вдоба-авок теперь они все так делают. Ну, не „все“, вы уж позвольте мне уточнить, разумеется, настоящие нарушители закона — всего-навсего небольшое, однако шумное меньшинство, я хотел сказать — все, которые как Эдельман. Уж конечно не все эти добрые люди в очереди. А-ха-ха. Позвольте я вам кое-что покажу».

Он приглашает вас в черный «фольксваген» Управляющего, и не успеваете вы глазом моргнуть, как попадаете на шоссе. У развязки Сан-Диего и Санта-Моники Жлобб указывает на участок мостовой: «Вот здесь-то я его впервые и увидел. За рулем „фолька“, прям как у меня. Вообразите, а. Я глазам своим не поверил». Однако здесь нелегко посвятить все внимание управляющему Жлоббу. Шоссе Санта-Моники по своему обыкновению предстает сценой всех автоглупостей, известных человечеству. Оно не такое белое и благовоспитанное, как Сан-Диего, коварством замысла ему не тягаться с Пасадиной, и оно не дотягивает до Портовой трассы с точки зрения гетто-суицидальности. Нет, как ни трудно это признать, Санта-Моника — шоссе для шизиков, и сегодня все они сели за руль, отчего вслушиваться в занимательную историю Управляющего затруднительно. В их присутствии невозможно сдержать некую дрожь отвращения, почти Некую рефлекторную Совестливость Добрых. Тараторя, они надвигаются со всех сторон, роятся, за боковыми стеклами закатывают глаза, играют на гармониках и даже на казу,совершенно презрев Запреты.

«Не напрягайтесь. — Глаза Управляющего характерно поблескивают. — В округе Ориндж им всем найдется славный домик под охраной. Прямо возле Диснейленда», — и затем пауза: вылитый комик из ночного клуба, одинокий в своем круге дегтя, в своем меловом ужасе.