Радуга тяготения

…которое уже началось, ибо полутора уровнями ниже мужчины и женщины взялись за лебедки, тросы и сбруи, аккуратно затаскивают каждую секцию ракеты на отдельную транспортировочную тележку, другие шварц-коммандос ждут кожаными и синецветочными колоннами на рампах, выводящих наружу, вдоль нынешних и будущих векторов, растянутых меж деревянных рельсов и пазов, Пустые, Нейтральные и Зеленые теперь все вместе, ждут, или тащат, или надзирают, некоторые заговорили друг с другом впервые после того, как начался раскол по линиям расовой жизни и расовой смерти, это сколько ж лет назад, а вот примирились в единственном Событии, что одно и могло свести их вместе (я не мог, знает Энциан — и содрогается от того, что произойдет, когда все закончится, — но, быть может, этому и должно длиться всего долю дня, ну почему вдруг не хватит? попробуй сделать так, чтобы хватило…).

Мимо вниз по склону проходит Кристиан, оправляя на себе тесьмяный ремень, без куража идет — позапрошлой ночью во сне ему явилась его сестра Мария и сказала, что не желает никому отмщенья, а также пусть он доверяет нгарореру и любит его, — поэтому их с Энцианом взгляды теперь встречаются, не то чтобы забавляясь, пока еще вполне без вызова, но вместе глаза их знают больше, нежели прежде, и рука Кристиана в миг минованья взбрасывается в полуприветствии-полуторжестве, нацелена к Пустоши, на северо-запад, в сторону Царства Смерти, и рука Энциана двигается так же, iya[379], ‘kurandye! и на миг две ладони скользят и задевают друг друга, да, соприкасаются, и касания этого и доверия — хватает на текущий миг…

□□□□□□□

Кто бы мог подумать, приятная местность какая, да, если изнутри взглянуть, ничего так себе. Хоть здесь и присутствует злодей, серьезный, как сама смерть. Эдакий Папаша типичного американского подростка, из эпизода в эпизод старается прикончить собственного сынка. И пацан это знает. Вы прикиньте. Покамест ему удавалось избегать каждодневных отцовских козней — но кто сказал, что он и дальше будет ускользать?

Он паренек бодрый и довольно отважный — и, говоря вообще, папашу особо не винит. Старичина Бродерик — просто дурной убивец, ох ты батюшки, что ж он еще-то придумает…

Тут у нас — гигантское государство-фабрика, Град Будущего, где полно экстраполированных небоскребов 1930-х годов, с балконами и стремительными фасадами, тощеньких хромовых кариатид с пышными челками, всех мыслимых пород элегантных воздушных кораблей, парящих в грохоте и безмолвии городских бездн, золотых красоток, что загорают в садах на крышах и поворачиваются вам помахать, когда пролетаете мимо. Ракетенштадт.

А внизу по ветреным дворам и переулкам, вверх-вниз по лестницам бегают тысячи детишек, на головенках ермолки с пластиковыми пропеллерами, что трещат на ветру, сливаясь в круги, детки эти на посылках среди пластиковой зелени, носятся меж пластичных контор… Вот тебе меморандум, Эния, ступай отыщи Светозарную Пору (Елки-палки! А она что, потерялась? Папаша, видать, снова за свои фокусы!), поэтому — опять в бурленье коридоров, где куролесят собаки, где велосипеды, совсем юные хорошенькие секретарши на роликах, продуктовые тележки, круглые шапочки вечно вихрятся под огнями, на каждом углу дуэли на капсюльных или водяных пистолетах, детки ныряют за искрящиеся фонтаны ПОГОДИ-КА это ж настоящий пистолет, это ж взаправду пуля ззззиннннь! попытка засчитана, Папаша, но сегодня ты не так востер, как Малыш!

Вперед, спасать Светозарную Пору, коллегами Папаши из каких-то зловещих соображений отделенную от 24-часовых суток. Перемещаться уже затруднительно — целая система зданий, которые движутся под прямыми углами в пазах уличной сети Ракетенштадта. Также можно подымать или опускать само здание, этажей десять в секунду, до желательных высот или подземных уровней, будто шкипер подлодки перископом орудует, — хотя некоторые пути для тебя недоступны. Другим доступны, а тебе нет. Шахматы. Цель твоя — не Король, тут нет Короля, но преходящие мишени, вроде Светозарной Поры.