Он так и трясся от смеха. Раздался еще один удар — в дверь. И все примолкли.
— Кабриолет прибыл, — сказал кто-то в дверях.
— Войдите! — закричал Том Брэнгуэн, и в дверь просунулся краснолицый мужик.
— А теперь вы, любезная парочка, поедете баиньки, — кричал Том Брэнгуэн. — Собирайтесь, но учтите, что если вы не поторопитесь, не возьмете ноги в руки, кабриолет вас ждать не станет и вам придется спать поодиночке!
Анна молча поднялась и пошла переодеваться. Уилл Брэнгуэн тоже хотел было идти, но появилась Тилли с его сюртуком и шляпой. Она помогла ему одеться.
— Удачи тебе, сынок! — крикнул его отец.
— Стоит только лишь начать, а там уж и дело в шляпе, — увещевал его дядя Фрэнк.
— Потихоньку-полегоньку, главное — полегоньку! — вопила свое тетка, жена Фрэнка.
— Не ударь в грязь лицом, — сказал муж другой его тетки. — И не трусь. Ведь ты у нас малый не промах.
— Мальчик сам разберется, — вспылил Том Брэнгуэн. — Отстаньте от него с вашими советами. Кто женится — он или вы?
— Есть дороги, где указателей не требуется, — заметил отец юноши. — По иным тропинкам пройти можно лишь сикось-накось да зажмурившись. А по этой дорожке и слепой пройдет, и калека — не то что наш мальчик, слава тебе господи!
— Не скажи, что всякий пройдет, — запальчиво возразила жена Фрэнка. — Есть мужчины, которые пойти-то пойдут, а пройдут всего с полдороги и дальше — ни взад ни вперед, и нипочем им эту дорогу не одолеть.
— Ты-то откуда такого ума набралась — возмутился Альфред.
— Да на иного как глянешь, так сразу видно, — парировала Лиззи, его невестка.
Юноша стоял и лишь слабо улыбался рассеянной улыбкой. Он был взволнован и погружен в себя. Все эти разговоры, как и прочие, о чем бы то ни было, он пропускал мимо ушей.
Вошла Анна, уже в каждодневном платье, непонятная, уклончивая. Она перецеловала всех — мужчин и женщин, Уилл Брэнгуэн обменялся со всеми рукопожатиями, поцеловал мать, тут же расплакавшуюся, и все потянулись к кабриолету.
Молодые захлопнули дверцу, прозвучало последнее пожелание.
— Трогай! — закричал Том Брэнгуэн.
Кабриолет покатил по дороге. Видно было, как свет от фонаря постепенно меркнет под ясенями. Притихшие гости повернули к дому.
— Там у них три камина зажжены, — сказал Том Брэнгуэн и взглянул на часы. — Я велел Эмме разжечь их к девяти, а дверь на задвижке оставить. Сейчас полчаса только и прошло. Три камина топятся, лампы горят, а постель Эмма им грелкой согреет Так что, думаю, все будет как надо.
Вечеринка пошла теперь тише. Беседа вертелась вокруг молодых.
— Она сказала, что не хочет служанки в доме, — говорил Том Брэнгуэн. — Дом не такой большой, чтобы кто-то все время крутился под носом. Эмма будет делать что надо и уходить, чтобы они вдвоем оставались.
— Оно и лучше, — сказала Лиззи, — свободнее.
Пошел неспешный разговор. Брэнгуэн взглянул на часы.
— Пойдем, споем им, — предложил он. — А скрипки мы найдем в «Петухе и малиновке».
— Давай, — согласился Фрэнк.
Альфред молча поднялся. С ним поднялся зять, а также один из братьев Уилла.
Они вышли впятером. Ночь сверкала звездами.
Сириус, как маяк, мерцал у края холма. Орион, величественный, великолепный, клонился к горизонту.
Том шел с братом Альфредом. Под пятками их звенела мерзлая земля.
— Хороший вечерок, — сказал Том.
— Ага, — отозвался Альфред.
— Приятно прогуляться.
— Ага.
Братья шли бок о бок, остро чувствуя свою кровную связь. Но Том, как всегда, ощущал себя младшим.
— Давненько ты от нас отделился, из дома уехал, — сказал он.
— Ага, — сказал Альфред. — Я думал, что старею, а оказывается — нет. Все вокруг ветшает, а сам вроде — нет.
— Ну, а что обветшало-то?
— Да многие люди — близкие, с которыми общаешься, которые общаются с тобой. Всех их жизнь обломала. Вот и приходится шагать одному, и шагаешь, пускай и на погибель. Да и тогда никого не будет рядом.
Том Брэнгуэн раздумывал над сказанным.
— Похоже, тебя не обламывали, — сказал он.
— Нет. Ни разу, — гордо отвечал Альфред.
И Том почувствовал, что старший брат смотрит на него с легким презрением. И он поморщился под гнетом этого презрения.
— Каждый идет своим путем, — упрямо сказал он. — Может, только у собак иначе. А те, кто не умеет брать то, что дают, и отдавать то, что взято, должны идти в одиночку или завести собаку, чтоб бежала за ними.
— Можно и без собаки обойтись, — сказал брат.
И вновь Том Брэнгуэн стушевался, решив, что брат — не ему чета. Но коли так — что поделаешь. Может, и лучше шагать одному, да только не по нем это.
Они шли полем, где округлость холма обдувал легкий и пронзительно свежий ветерок, шли под звездами. Перейдя по ступенькам через ограду, они очутились возле дома Анны. Огни были погашены, только через шторы нижних комнат и спальни наверху пробивался отсвет камина.
— Лучше оставим их в покое, — сказал Альфред Брэнгуэн.
— Нет, нет, — запротестовал Том, — споем им в последний раз.