Радуга в тумане

— Это я ее запугала? — Маша непонимающе моргала. Она отошла от Фили на несколько шагов, хлопнула себя по бокам, вернулась назад и вымученно продолжила. — Как ты можешь спокойно об этом говорить? Да, меня бесит эта ситуация, с Марком у нее отношения нестабильные, так она в Ваню вцепилась. Я ее предупредила, чтобы она от Ивана держалась подальше, все равно за свое, сюда приехала.

— Да, что тебе так не нравится? Ну, с характером девочка. Так ее понять можно. Мать Настю увезла в Лондон, когда ей еще пяти не было, и пресекла все попытки со стороны отца видеться и общаться с дочерью, уверив ее в том, что она никому не нужна, кроме нее, естественно. А когда Настя выросла и стала помехой в ее комфортной жизни, она вернула ее отцу. Понятно, что между ними отношения сначала не заладились. Но ты побеседовала с ней, надавила на него…

— На кого я надавила? — перебила Маша.

— На отца.

— Я ни на кого не давила!

— Хорошо, я не правильно выразился, ты поговорила с ее отцом.

— Филя, что ты несешь! Слава богу, я не знаю ее отца, та еще семейка, наверное.

— Родина, ты что, не знаешь, с кем спишь? — Филя укоризненно мотал головой. — Узнаю тебя, Маша! Теперь понятно, почему ты вляпываешься в сомнительные истории.

— Филипп, хватит! Я так и знала, что ты будешь меня воспитывать, если узнаешь про Марка.

— Ты же только что сказала, что не знаешь отца Насти.

— Да, не знаю!

— А Марка, значит, знаешь.

— Я этого не отрицаю, что ты привязался.

— Теперь понятно.

— Что тебе понятно?

— Ты не знаешь, что Марк отец Насти! — Филипп смаковал момент. Ему доставляло огромное удовольствие видеть растерянное и, даже, глупое выражение лица Маши.

Мария находилась в ступоре. Казалось, все мысли вылетели из ее головы, и ей понадобилось какое-то время, чтобы собрать их снова. Ей хотелось плакать и смеяться одновременно. Сердце забилось сильнее в предчувствии радости, и тут же появилась тревога, а вдруг… Плевать на страхи, надо что-то делать.

— Филя, что бы я без тебя делала?

— Я это уже слышал, Родина. Сейчас ты повиснешь у меня на шее. — Он развел руки. — Всегда готов!

— Присмотри за детьми, отправишь их со Светловыми, мои вещи тоже. Поцелуй за меня Лилю и Сару. — Она выскользнула из его объятий, схватила сумочку и побежала к лифту.

— Маша, ты куда? — Она оглянулась и махнула рукой, Филипп довольно улыбнулся. — Понятно, вопрос был лишний…

Выбежав на крыльцо больничного корпуса, Маша остановилась, пытаясь сориентироваться с какой стороны находятся центральные ворота, не далеко от которых она заметила знак метрополитена, когда они припарковались. Можно было попросить Филиппа отвезти ее в аэропорт, но она боялась застрять в пробках. Спускаясь на станцию метро, она машинально продумывала дорогу. Сначала доедет до вокзала, там сядет на аэроэкспресс, благо они ходят через каждые сорок минут, и, если повезет, вылетит ближайшим рейсом.

Когда она вбежала в здание аэропорта, объявляли о продолжении регистрации сразу по нескольким направлениям. Остановившись посреди многолюдного зала, она внимательно и тревожно изучала табло с расписанием, и расплылась в счастливой улыбке, когда увидела нужный рейс. Нетерпеливо переждав очередь из трех человек, Маша набрала в терминале необходимую комбинацию операций, проверила наличие свободных мест, получила чек с номером счета и помчалась в кассу. Ей казалось, что все вокруг происходит слишком медленно: медленно подходит очередь, впереди стоящая женщина медленно расплачивается за билет и медленно отходит, кассир медленно забивает данные ее паспорта в компьютер и медленно дает сдачу. Ну, почему все медленно, когда она так торопится?

В зале вылета Маша шагами измеряла периметр, направляясь то в одну сторону, то в другую. Она боялась остановиться, как будто, если она перестанет двигаться, весь мир замрет в ожидании. Она на десятки раз пересчитала все плитки на полу, и все ступеньки на лестнице, хотя ей очень хотелось сесть и подумать. Но думать она тоже боялась. Хватит расставлять все по полочкам, пусть все будет, как будет, иначе она найдет массу причин не давать воли своим отчаянно вырывавшимся чувствам, или, что еще хуже, будет считать себя виноватой перед Эльзой. Чувство вины самое глупое чувство, это она уже знает.

Только, когда самолет взлетел, она немного успокоилась, ходить по салону все равно запрещено, а жаль. Она ерзала в кресле и нетерпеливо дергала ногой. Сердобольный сосед, не выдержав такого терзания, решив, что Маша боится летать еще больше, чем он, предложил ей глоток коньяка, закуркованный для себя. Она великодушно его поблагодарила и с удовольствием опустошила стограммовую бутылочку, даже не заметив обескураженный взгляд мужчины. Тепло медленно разливалось по ее телу, пульс приходил в норму, настроение улучшалось. Маша пьяно улыбалась, все налаживается.