Радужная Нить

— Да так, в порядке воспитания… Слишком высокого ты мнения о нашей значимости. Тут, на Фунао, мы никому не нужны, и даже Кагура едва ли дотянется сюда через Млечное море. Сомневаюсь, что она предприняла столь далёкое путешествие в погоне за нами. А если и предприняла — едва ли успела добраться. Хорай таким, как она, не откроется, и дорогу не облегчит. Так что можешь спать спокойно.

Ага, вот прямо сейчас и засну! Обстановка убаюкивает несказанно: волшебный пузырёк воздуха в теле гигантской волны. Того и гляди, лопнет. Так почему бы и впрямь не вздремнуть? Напоследок.

— Дашь ты мне спать спокойно, как же… — проворчал я. — Стоит веки сомкнуть, как он — тут как тут, с беседами чрезвычайной важности… нет, чтобы красотку-другую подкинуть, по старой дружбе!

Меня несло. На остро изогнувшемся гребне, в самом прямом смысле — а потому остроты так и просились на язык. В отместку за всё хорошее.

— Кай, я ведь могу такую красотку подкинуть, что поседеешь раньше срока.

Животное… даром, что в человеческий облик закутался, словно в сокутай! Всё же приятно, что хоть иногда можно поразмышлять всласть. В Юме пришлось бы поостеречься, вдруг обидится? Тогда уж точно какие-нибудь страсти во сне покажет… как он там выразился, в порядке воспитания? В императоры подался — и всё равно нет покоя от блюстителей нравственности!

— Что пригорюнился? — юмеми снова потянулся было к моему лицу, однако я сохранял бдительность и успел отпрянуть.

— А ты чего разыгрался, как котёнок?

— Весело мне, вот и потешаюсь, как могу. Чем ещё заниматься? Сколько мы тут провисим, слепые и глухие к тому, что происходит снаружи? В распоряжении Силы Воды целая вечность. Может, нас отсюда и не выпустят, кто знает…

Слишком ты безмятежен, дружок — сам-то веришь своим небылицам?

— А мне кажется, кое-кто, по обыкновению, замалчивает нечто важное. А? И отвлекает меня всеми доступными способами. Раз глазки опустил — значит, правду говорю? Так на чём мы остановились?.. Корни! Какие корни, Ю?

— Надо же было так хорошо меня изучить!.. Ладно. Не хотел беспокоить раньше срока, ну да сам напросился. Чтобы воздействовать на природу, естество которой порождено Средоточием Сил, человеческого духа недостаточно. И любого другого — тоже. Постой, не перебивай — я отлично помню начало разговора! Чего нельзя совершить в одиночку, добиваются совместными усилиями. Не люди, нет! Вы слишком далеки друг от друга. Вам не дано сблизиться в такой степени, чтобы объединить души в общее целое. Но иные племена на это ещё способны.

— Кто? — жадно спросил я. Объединить души… даже представить сложно! И жаль, что мне не суждено это испытать. Или всё-таки?..

— Волшебные существа, разумеется, — пожал плечами он. — Не все, но многие. Остальные утратили не то, что возможность сливаться с себе подобными — собственных душ лишились. Печальный удел… А иных попросту мало, не хватит на достойное деяние.

Ничего себе, достойное деяние — цунами вызвать! Есть, чем похвастаться!

Об этом я сердито сообщил юмеми.

— Не суди опрометчиво, — вздохнул он. — Обстоятельства бывают разные, и иногда заставляют прибегнуть к последнему средству.

— А можно поточнее? — умоляюще воскликнул я. — Кто способен на такое?

— Именно это нам и предстоит выяснить, — лучезарно улыбнулся мой друг.

Тут-то и лопнуло наше спасительное убежище.

Никогда я не видел столько грязи.

Отвратительная жижа хлюпала под ногами — сама земля не желала впитывать эту мерзость. Там, где ржавого цвета пена оседала на дощатую мостовую городской площади, открывалась такое, что лучше бы эти места навеки остались под водой. Изломанные тела вперемешку с обломками дерева, и грязь, грязь, неисчерпаемая грязь. Всё замарано: одежды, руки, лица… не смотреть! Лоскутный мячик-темари пропитался так, что и не различить узора юкат, из которых он сшит. Где та, что им играла? Не хочу знать.

Доконал меня сущий пустяк: птичья клетка, сплюснутая и плавающая на поверхности глубокой лужи. Не ивовая, а дорогая, с тонкими прутьями из пахучего высокогорного кедра. Должно быть, хозяин души не чаял в своей крохотной любимице…

Я прислонился к одной из устоявших стен и закрыл глаза, но стало только хуже. Картина врезалась в память во всех подробностях, и теперь каждая по отдельности проедала дорожку к сердцу.

Так вот, почему у нас не принято рисовать цунами. Потому что суть цунами передать нельзя. Гудящий вал, створка огромной раковины — лишь оболочки, внешнее. Истина — передо мной. Вокруг и под ногами. И в ней ничего нет красивого или величественного, как в любом из ликов смерти.

Ю положил мне руку на плечо. Поглощённый иными образами, я не сразу узнал его бледное лицо.

— Пойдём?

— Может, остался хоть кто-то живой?

— Нет, Кай. Здесь — точно никого. Пойдём.

Я позволил взять себя за запястье. Улицы, бурые потоки бегут по ним, как после сильного ливня. Жижа местами до колена, доски скользкие. Не важно. Гэта то и дело не натыкаются на что-то мягкое…