Радужная Нить

— Это водоросли, — пояснила польщённая Химэ. — Мои мастерицы расплели их на волокна, а те пропитали слюной. Нравится? Они старались!

— Чудесно! Мягче воды! Спасибо вам, госпожа и… всем остальным!

— Дарю. Так мы идём? Беседка — там! И, ради исключения, я позволила кое-кому нас опередить. Идём, идём! Наперегонки, ки-рин-сама?!

Странно. Иногда говорит совсем, как взрослая… словно на считанные мгновения забывает об игре в ребёнка. А затем поспешно исправляется. Зачем ей это? Или «девочка» — одна из множества изменчивых форм? Юмеми намекал на что-то подобное.

— Не думай слишком громко, — перебил мои рассуждения спутник, подстерегающий за поворотом тропинки. Хозяйка убежала вперёд. — Догадался — и славно, и держи при себе! Химэ не любит, когда её разгадывают, да ещё с чужой подсказки. Детского в ней — хоть отбавляй, можешь быть уверен. Почти, как в тебе!

Ни дня без колкости, животное…

— В этом моё очарование, — слегка важничая на манер Химэ, заявил тот.

Издалека беседка казалась сбитой из морёного дерева, но приблизившись и как бы ненароком коснувшись ладонью косой балки у входа, я признал пористое вещество, что добывают на юге возле дремлющей горы Мита. Только то — легче воды, а это и не думало отделяться от дна, образуя переплетающиеся столбы опор с занавесями вездесущих водорослей. Отведя одну, я шагнул внутрь и на мгновение замер.

В холодном голубоватом свете каких-то шарообразных созданий, свисающих с потолка подобно соцветиям глициний, представившаяся картина оказалась живописнее, чем можно было ожидать. Не считая Химэ, в помещении находилось двое. И если Коюки, с распущенными волосами и слегка побледневшая под водой, всё же напоминала себя прежнюю, только чище, то существо у неё на коленях я признал не сразу, а признав, расхохотался.

Гордая, но очень мокрая птица смерила меня негодующим взглядом, однако, заметив ки-рина, пискнула и попыталась с головой забраться под косодэ спутницы. Девушка, смущённая этими неожиданными поползновениями, едва не увенчавшимися успехом, вскочила — и совёнок беспомощно затрепыхался на полу беседки. Вид у Фуурина был жалким донельзя. Помнится, Хоно как-то раз искупал матушкину кошку (не без моего участия), за что заслужил порицание даже от главы семейства, который привык спускать любимому отпрыску какие угодно выходки. Хитэёми-но Хидэ простил бы ему поджог столицы и череду жестоких убийств, но это зрелище, как он утверждал, сверх всякой меры оскорбляло взор приличного человека. Наш птенчик выглядел не краше.

Опомнившись, мы с Коюки бросились к несчастному и водрузили его на столик для угощений, откуда Химэ поспешно составила посуду в сторону. Предполагалось пить чай? Под водой?!

— Помнишь, я говорил о тропинке? — шёпот Ю предназначался мне одному. — Она — продолжение Ступеней и часть Юме, и беседка стоит прямо на ней. Потому здесь возможно то, что совершенно исключено на морском дне. Чаепитие, к примеру. И сама жизнь таких, как вы с Коюки. А ещё здесь я в родной стихии, что не может не радовать!

— Кстати, кто-то говорил, что простым человеческим душам нельзя видеть Хранителя!

— Ты же не считаешь свою новую приятельницу простой?

— Птичке плохо! — озабоченность в детском голоске отвлекло моё внимание от мысленных бесед, ставших частью обыденности. — Птичке не нравится под водой? Не бойся, крошка, мы поговорим, и ты вернёшься домой!

Совёнок, казавшийся не только ощипанным, но и меньше самой Химэ, снова пискнул, после чего Коюки сердобольно переправила его к себе на колени, где он затих, мелко подрагивая. Бедный парень, каково ему? Хорошо, что девушка взяла его под своё покровительство. Когда они успели найти общий язык? Вот что значит, в беде и чужой как брат!

Кем бы ни была эта маленькая обманщица, всё-таки она умница и добрая душа. В конце концов, у человека есть право на тайну, если это не вредит окружающим, верно? Может, её скрытность вполне обоснована! И не оставалось ничего другого, как поведать нам сказку о Северной Столице, замужестве, потерявшихся спутниках и женщине в лесу. А я, получается, мнительнее Хоно, ведь Коюки мне ничем не обязана, да и знакомству нашему всего день. Правда, насыщенный многими событиями…

— Кто желает чаю?! — хозяйка с поистине детской быстротой забыла о "несчастной птичке" и захлопотала вокруг столика. — Я не допускаю сюда никого, кроме гостей, — пояснила она, неверно истолковав моё внимание. — Ну, так кому налить?

— Не пей! — Мысленное предостережение прозвучало как нельзя своевременно — я уже тянулся за чашечкой с восхитительным на вид бирюзовым напитком. Едва успел изобразить отряхивание рукава от того, что на нём не налипало. — Химэ едва ли пожелает тебе зла, но представления о благе у неё своеобразные. Отличные от моих.

"Интересно, которые ближе к общечеловеческим?" — подумал я и уже для друга добавил: "Спасибо. А скажи, Коюки — тоже предупредить?"