— Тогда почему ты не жалеешь ее? Не думаешь о ее будущем? Любовь — это не эгоизм, мальчик, не желание захапать себе побольше. Любовь — это умение находить для того, кого любишь, лучшие варианты и возможности, дарить их ему… Это умение отпускать, если знаешь, что человеку без тебя будет лучше. Как ты думаешь, Раисе без тебя будет лучше? В перспективе? Она поедет учиться, получит профессию… Потом будет работать, нарабатывать опыт, если захочет заняться чем-то своим, то я помогу ей. Направлю. Я воспитывал своих детей с правильным пониманием этого мира. С осознанием того, что за свою хорошую, успешную жизнь нужно сражаться, нужно стремиться к тому, что принесет тебе удовлетворение, даст почувствовать себя нужным, даст толчок к развитию себя, как личности… Они не мажоры, не дети богатея, привыкшие жить на всем готовом. Они — трудяги и умники. И то, что ты возник сейчас на пути моей дочери… Это неправильно, Виталий. И ты, если в самом деле любишь ее, должен это понять и отпустить ее. С тобой она будет падать на дно. А ей надо в небо. Подумай об этом, Виталий.
Он встает и выходит, а я остаюсь.
Смотрю на закрытую дверь палаты и не знаю, что это было.
И что делать, тоже не знаю…
Оживает телефон, я смотрю на фото улыбающейся Радужки. Я ее сфотографировал еще давно, даже до нашего первого раза, издалека…
Радужка улыбается мне так нежно, так весело… И кажется, что все можно сделать ради такой улыбки… Можно… Но вот что именно?
Глава 45
— Ты какого хрена не отвечаешь?
Радужкина мордяха на экране выглядит одновременно сурово и сексуально. Хотя, для меня она в любом виде — чисто ходячий секс.
Смотрю на нее и улыбаюсь.
Волосы разноцветные торчат в разные стороны, глаза — хрусталинки радужные, губы сжаты, щеки розовые… Кукла. Шикарная кукла для взрослых. Эксклюзивной сборки.
Вот только разговорчивая дохера.
— Чего лыбишься? Ну реально, Сомик, я чуть не рванула к тебе, наплевав на все! Папа после такого выверта меня бы точно запер на замок! Не надо усложнять и без того сложную задачу мне!
Говорит так складно…
Блять, когда я от нее другие слова услышу? Когда я снова услышу, как она стонет подо мной?
Сколько можно-то? Вечно трешняк какой-то вокруг нас… И постоянный тупняк. То мой, то ее, то ее родных…
— Ну вот, что молчишь? Але? Сомик? Зависло, что ли?..
— Радужка, расстегни кофту, — хрипло прошу я и тут же затыкаюсь, не веря, что ляпнул такое.
— Блять! — фыркает она, невольно усмехаясь все же, — а я уж напрягаться стала! Думаю, что случилось с Сомиком? А ничего, все в порядке… По-прежнему озабоченный рыб!
— Как назвала? — удивляюсь я. Так меня еще не звали…
— Правильно назвала! — смеется она, — ладно, давай по делу: чего не отвечал?
— С отцом твоим общался, — скрывать я не считаю нужным. Я вообще принял решение ничего от нее больше не скрывать.
Хватит, наскрывался уже. Чуть с катушек не слетел потом.
И ведь, главное, все уже рассказал ей, и не раз, и поклялся, что не собирался в этом споре участвовать, что просто дебил такой, а в реале страдал и планировал субарик отдавать… И то, что потом творил, это тоже потому, что дебил… Все это по видеосвязи ей говорил, пристально отслеживая реакцию на свои слова.
И мне нравилось то, как она реагировала.
Нравилось!
А потом пришел ее папаша и все, блять, сломал опять. Карма у меня, что ли, такая, бесконечно от мужиков из ее семьи отхватывать?
Длинного больше на метр ни к себе, ни к ней не подпущу, вот выйду только!
Буду при появлении в зоне видимости прицельно без разговоров вертушкой по роже отрабатывать. “Превентивные меры” это называется на юридическом мате.
А вот с папашей ее такой фокус не пройдет.
Он, во-первых, старый уже, стариков бить нельзя. И, к тому же, это не длинный, ответить может так, что меня к херам унесет на зону сразу, никакие предки не помогут… Да и стремно это… Брата девушки своей пиздить — это одно дело, богоугодное, я бы сказал. А вот папашу… Неправильно. Надо пытаться сосущестовать в одном городе, блин.
Ну, и прав он во многом.
Я после его ухода много думал, голову чуть не сломал. И надумал кое-что.
Опять, конечно, не без помощи предков, но, думаю, тут они будут рады. Папаша, может, и перекрестится даже, что я за ум взялся…
Короче, решение я принял и только после этого нашел в себе силы принять звонок от Радужки.
И, как оказалось, очень вовремя, моя девочка там вся на нервяк изошла и вот теперь выговаривает, злясь.
А я смотрю и умираю, как хочу ее.
Классная такая.
— С папой? — она ощутимо спадает с лица, — и… что?
— И ничего, — пожимаю плечами, — папаша твой говорил, что тебе надо учиться, а мне надо пойти нахуй. Это если краткие тезисы. А так очень много чего говорил.
— А ты? — напряженно спрашивает Радужка.
И я понимаю, что она хочет, чтоб я сказал, что переубедил отца, что мы нашли с ним общий язык… Она совсем маленькая, моя Радужка, она любит отца, любит своего брата, этого длинного утырка, столько крови из меня попившего своей вечной доставучестью.
И говорить, что я с ее мужиками домашними расплевался в хлам, неправильно. Да и неверно…