Радужная пони для Сома (СИ)

Я бросаю последний взгляд на мрачное лицо господина Солнечного, разворачиваюсь и иду следом за своей маленькой, но такой жесткой радужной поняшкой.

И не могу сдержать радостной ухмылки.

Конечно, она хотела помягче, а получилось… как получилось, в общем. Но сейчас она моя полностью. Совсем. Без ограничений. И фиг я ее кому отдам теперь! Не для того забирал!

Эпилог

— Радужка, Витька у тебя опять?

— Да, помогает…

— А какого хера он в школе не был?

— Чего-о-о-о? Витька, засранец, а ну иди сюда! Ты же мне сказал, что сегодня у вас сокращенный день?

Я слушаю, как моя жена отчитывает своего мелкого помощника, на удивление жестко, строго так, и невольно скалюсь. Очень мне нравится ее учительский тон, сразу представляю, как она в узкой строгой юбке и с забранными наверх разноцветными волосами подходит ко мне и садится на край стола… Так, чтоб край чулок ажурных показался… Ка-а-айф… Надо будет сегодня попробовать…

— Нет, ну ты представляешь? — звенит в трубке ее возмущенный голос, — он мне наврал! Опять! А мы ведь договорились!

— Гони его домой, там мать обыскалась.

Радужка опять отвлекается, указывая Витьке дорогу, а я думаю, что, возможно, как раз то, что мать его ищет, и заставило парня свалить сегодня со школы. Не, надо сказать, что после отдыха в наркологии Баранкина пришла в себя и, вроде как, уже два месяца не употребляет… Но мало ли, надо выяснять опять… Помечаю себе в блокнот внеочередной визит, выдыхаю, дожидаясь, когда моя Радужка останется одна в своем кабинете.

— У тебя много еще работы?

— Да, я тут до шести, — отвечает она, — потом с Алькой хотела в молл… Ей надо к свадьбе выбрать… Не помню, что…

— А от тебя какая помощь?

— Ой… ну все…

Я прямо вижу, как она закатывает свои яркие глазки, сдувает со лба прядку. Няшка моя разноцветная…

— Слушай… — голос ее становится тише и интонации такие, что напрягаюсь невольно, — тут папа опять приезжал…

— Чего хотел? — помимо воли начинаю жестить тоном, очень уж мне не нравится возросшая активность Солнечного старшего.

— Ничего… Спрашивал, как мы… Слушай, мне кажется, что он… Ну… Переживает…

— Нечего переживать, у нас все зашибись.

— Я так и сказала… Но он…

— Риска!

— Ну что Риска… Он переживает… А я чего-то такая сентиментальная в последнее время…

Слышу, как начинает хлюпать носом, хочется одновременно чего-нибудь разломать и сжать ее в своих руках, от всего мира укрыть. Степень озверелости прямо невероятная.

Ну вот сколько можно лезть уже к нам? Ну заебали же!

Живем тихо, спокойно!

Мне квартиру дали на моем участке! Служебную! Чистую и красивую! Маленькую, но нам хватает… И работа мне нравится, несмотря на частый трешак, в ней происходящий! Зато меня на участке только по имени отчеству зовут! И здороваются с уважением за руку! Все! Даже бывшие сидельцы, ментов на дух не переносящие! И премию выплатили! Конечно, раньше мне ее хватило бы на один раз гульнуть в клубешнике… да и то не в полную силу. Но это раньше. А сейчас… Мы так радовались с Радужкой, напланировали, что купим… И ей тоже в ветеринарке выплатили первую зарплату…

Мы, обнявшись, танцевали в нашей пустой квартирке, из обстановки в которой только толстый матрас на полу и Герман в углу. А Шарик прыгал и норовил мне на руки залезть, лохматое чудовище… И не было никого на свете счастливее.

Потому что это было первое наше. Не чье-то там, данное с широкого плеча, кинутое, как собаке кость, а наше. Нами заработанное, за наши заслуги данное.

Это охренительное ощущение, самое кайфовое в мире. Ничего не сравнится, ничего!

И потому любую попытку влезть в это я безотчетно воспринимаю, как покушение на нас.

Понимаю, что неправильно. Радужке надо мириться с отцом, тем более, что он сам проявляет инициативу, приезжает… Не просит, он не умеет этого делать, но пытается говорить, пытается что-то предлагать… А мне не хочется, чтоб она слушала. Не хочется, чтоб брала. Почему-то кажется, что, стоит впустить в жизнь прошлое… И нас не станет. Дико, да, тупо. Но вот есть такое у меня, бзик такой, закидон.

— Радужка, смотри сама, — один бог знает, чего мне стоят эти слова! — если хочешь…

— Я хочу, чтоб он с тобой встретился! А не вот так… Словно в прятки играем… Взрослые люди…

— Ну, так я не против… — Блять, против! Но не скажешь же ей… — но первым не поеду…

— Нет, конечно нет… Все, у меня пациент, пока!

Она кладет трубку, а я сижу какое-то время в струпоре, прикидывая, как правильно поступить…

Не хочется никого к нам пускать, эти месяцы были настолько клевыми, сладкими и всеобъемлющими, что хочется их длить и длить.

Но мы не в вакууме, к сожалению. И это надо принять…

Открывается дверь, и я, глядя на посетителя, в очередной раз прихожу к выводу, что мир квантовый…

— Привет, — по-свойски здоровается длинный, нахально валясь на стул для посетителей.

— Привет, — отвечаю я, разглядывая родственничка и гадая, какого хера ему тут надо.

— Слушай… Давай без прелюдий, — начинает он, а я не могу не поржать:

— Да ты че? Я так не могу! Это же будет больно!