Радужная вдова

Игнат чуть заметно улыбнулся, одними краешками губ, открыл глаза – трещинка на потолке вернулась на прежнее место. Потом он тоже понял, что Андрея больше нет. Этого славного мальчишки с чудесной улыбкой, молодого и талантливого, – его больше нет. Как и многих других людей. Виноватых и безвинных. Вчерашний день оказался урожайным по части смертей.

Ворон повернулся к Лютому:

– Не надо себя винить. И не надо себя ненавидеть. – Он протянул ему слабую руку. Лютый придвинулся к нему ближе.

– Как? Я ведь только хотел, чтоб все было по-человечески. Я всем это предложил. – Лютый крепко сжал протянутую ему руку. – Только теперь ничего не вернуть. Это я виноват, с этой свадьбой, я!

– Ты лишь пытался быть собой. За это нельзя винить. Не казни себя.

– Игнат, но…

– Послушай, я хочу, чтоб ты знал: я очень любил Андрюху и так же страдаю от того, что случилось. Прими мои самые искренние соболезнования. Я рядом… брат.

– Спасибо. Спасибо, Игнат. – Лютый горячо пожал его руку, а потом, с трудом сдерживаясь, произнес: – Держусь, братан…

Игнат печально улыбнулся:

– Будем держаться.

– Что нам остается? Другого выхода нет, верно?

– Как мама, Настасья Сергеевна?

– Седая стала… Я не могу ей в глаза смотреть, Игнат, не уберег пацана. Он был так далеко от всего этого. Очень боюсь, как бы с матерью чего не случилось.

– Ладно, брат, выкарабкаемся.

– Слава Богу, никогда фотографироваться не любила. Этот ведь паскуда туда всех тянул. А мать говорит – я потом, отдельно с детьми… Вот. Потом уже ничего не вышло.

– Выкарабкаемся, – повторил Игнат.

Появилась медицинская сестра. Лютому пора было на перевязку. А Игнат почувствовал, что за эти несколько минут неимоверно устал. Лютого пересадили на движущееся кресло. Улыбчивая сестра покатила его к выходу из палаты. Игнат провожал его глазами.

– Подожди, – обратился Лютый к сестре, когда они проезжали мимо койки Игната.

Лютый чуть наклонился к нему.

– Я их зарою, – произнес он. Очень тихо и очень жестко. – Я их всех зарою! Ты мне поможешь.

Игнат смотрел на него молча. Потом, когда дверь за Лютым закрылась, он снова повернул голову к потолку. Трещина задрожала и начала удаляться. Игнат прикрыл глаза. Он был еще очень слаб. Сон, похожий на забытье, обступил Игната со всех сторон, увлекая его в свою призрачную страну. Но голосов, тех дружелюбных голосов, больше не было.

Беспощадное Время Мужчин не знает жалости. Но наверное, в нем осталось место для сострадания.

Хуан Мария ла Прада, которого с детства окружающие называли Иваном Александровичем Прадой, а в ведомстве, где он служил столько лет, звали по имени отца – Санчесом, сейчас убегал. Иваном Александровичем Санчеса переиначили на русский манер. Его отец, Санчес Хуан Мария ла Прада, был сыном испанского коммуниста. Когда распустили интербригады и поражение республики стало очевидным, их, детей Испании, вывезли в Советский Союз, ставший им новой родиной. Санчес Хуан Мария ла Прада превратился в Александра Ивановича Праду. Он вырос и начал служить новой родине верой и правдой. Этому же он научил и своего сына Хуана. Несмотря на то что Александр Иванович происходил из семьи испанского коммуниста, в Высшей школе КГБ СССР, где он преподавал, с него не спускали глаз.