Радужная вдова

А пока Санчес поглядит на выражение его умного лица и посмотрит, что останется от былой проницательности старого лиса, когда вдруг обнаружится, что последний месяц они имели дело вовсе не со шлюшкой из городка Батайска и что несчастную Александру Афанасьевну они сами вот уже как месяц отправили в мир иной. И что их обставила очень умная бабенка, которую они прохлопали под собственным носом. А на ее стороне был лишь… Санчес вдруг подумал, что не так уж и мало. На ее стороне был один из самых страшных и опасных законов природы — материнский инстинкт.

Старый лис еще, возможно, сохранит достоинство, а вот прямая кишка этого самодовольного павлина, Пети Виноградова, явно опорожнится. Вот будет смеху-то…

А потом Санчес увидел приближающийся черный лимузин «Ауди А-8» и огромный черный джип.

— Вот и они, — произнес Санчес.

Он все еще был в гриме. Он играл в ту же игру, в которую тореадор забавляется с быком. Люди в джипе не знали, кто он. Пока еще не знали… что с момента взрыва на свадьбе они разыскивали именно его.

Хотя вряд ли, подумал Санчес. Ведь он был всего лишь «пулей», а искать-то следовало «ружье» или «руку», а лучше всего — «голову».

И «руку», и «голову» он им сегодня даст.

— Вика, спокойно, — произнес Лютый.

Дверца «мерседеса» приоткрылась. Санчес находился на заднем сиденье, за водителем. Ствол пистолета он прикрыл свежим выпуском газеты «МК». Санчес был как сжатая пружина.

— Идем спокойно, — повторил Лютый.

Но она не смогла спокойно. Она побежала.

— Ничего не происходит! — закричал Лютый. Он поднял открытые ладони рук. — Все остаются в машинах!

— Стой, где стоишь, — произнес Санчес.

Близнецы заплакали, напряжение взрослых испугало их.

— Уговор держим, — кивнул Лютый.

— Не сомневаюсь.

Вика была уже рядом с «мерседесом». Она распахнула дверцу.

— Идите, — сказал Санчес близнецам. Вдруг в его голосе что-то дрогнуло, и, быть может, никто не заметил проскользнувших в нем ноток нежности, — это ваша мама.

Она целовала их. Она прижала их к себе, осыпала поцелуями их головки и плакала от счастья.

Близнецы отвыкли от нее. Увидели ее слезы и снова разревелись. Потом что-то произошло. Они слушали друг друга. Они узнавали друг друга. Три человечка прижались друг к другу, а вокруг был чужой мир. Люди в черной «Волге», замерев, смотрели на них, не произнося ни звука. Лютый тоже молчал. Потом Леха-маленький толкнул Вику ручкой и… ухватился за ее нос.

— Мама, — сказал он.

— Да, мой маленький, мама. — Она рассмеялась, а слезы все продолжали бежать из ее глаз. — И мама никому вас больше не отдаст. Никогда.

Мир вокруг уже не был настолько чужим.

— Надо ехать, — негромко сказал Санчес. Прокашлялся. Его голос был осипшим, низким.

Вика вздрогнула. Посмотрела на него внимательно. Санчес ей мягко улыбнулся, его внутреннее напряжение возросло.

— Кто вы? Как я смогу отблагодарить вас?

В ее глазах была лишь безмерная признательность. Санчес подумал, что в эту минуту, даже если б Вика узнала, кто он, она бы ничего не сделала против него. Но Санчес не хотел экспериментов. Лютый уже месяц ищет его голову, что было бы не страшно, но о человеке, прозванном Стилетом, Санчесу удалось выяснить за этот месяц много чего любопытного. Им не стоило испытывать друг друга. Вовсе ни к чему.

— Как мне отблагодарить вас? — повторила Вика.

— Не стоит, — сказал он. — У меня в этом деле свой интерес. Хотя…

— Да? — горячо откликнулась она.

— Задайте им перцу. Хорошо?

Она посмотрела на него, улыбнулась, вытерла слезы. Санчес подумал, что постарается запомнить ее именно такой.

— Это я вам обещаю, — произнесла Вика.

— Где болтается эта сучка? — сказал Болек. — Папа приехал, Виноградов как на иголках.

Лелек посмотрел на часы:

— Еще пять минут. Не дергайся.

Полчаса назад позвонил Гринев и сказал, что они скоро будут. Это успокоило Болека. А вот Лелек что-то услышал в голосе Гринева, но… Зачем ковыряться в чужих проблемах? Сам пришел, сам ее забрал, значит, сам Гринев и должен ее вернуть.

— Башку ей отшибу, — проговорил Болек.

— Теперь уже можно, — согласился Лелек. — После бала.

Они стояли у входа в «Континент». За их спинами вращались крестовины дверей, а перед ними уходила вниз широкая лестница.

Наконец появился черный лимузин «Ауди А-8», за ним двигался тяжелый черный джип.

— Едут гаврики, — произнес Болек. — Идем внутрь.