Радужные листики

Маша вывела велосипед из сарая на улицу, и поехала. Припекало, и по дороге ей никто не встретился. В тени прятались и люди, и животные. И даже собаки за заборами, которые обычно облаивали всех, кто проходил или проезжал мимо, и те прятались в будках и пережидали жару, высунув языки. На небе не было ни облачка, зато одно тянулось за Машей по дороге, правда это было облачко пыли, да ещё назойливо кружили рядом слепни. Девочка прибавила скорости и оставила их позади. Вот так, с ветерком, она очень скоро подрулила к дому Василия.

Во дворе никого не было, и Маша, прислонив велосипед к забору, постучалась в дом.

— Кто пришёл? — послышался из открытого окна голос Нины Ивановны.

— Это я, Маша, — крикнула в ответ девочка, — я Василия проведать, можно войти?

Так он в сарае, — появилась в окне бабушка Василия, — там его ищи.

Маша отправилась к сараю, обогнула дом и вышла на задний двор. Посередине двора стояла телега, возле которой копошились в траве куры, что–то постоянно выклёвывая, и на которой с гордым видом стоял петух. С левой стороны был сарай, из открытой двери которого доносился звук рубанка, а с правой стороны — конюшня, из открытого окна которой торчала голова Машиного знакомого — коня Евпатия. К сараю ещё был пристроен дровяник, перед которым была навалена горка напиленных чурбанов. (Дети, живущие в городах, должны запомнить, что чурбан — это не всегда ваш глупый одноклассник, это в первую очередь отпиленный кусок дерева, который потом колют на поленья для топки.)

«Налево пойдёшь — коня потеряешь, направо пойдёшь головы не сносить» — припомнилось Маше из русских сказок. «Ну уж нет, — решила девочка, — коня я точно терять не собираюсь», и направилась прямёхонько к Евпатию. Конь довольно фыркнул, узнав её, а когда из руки девочки чудным образом появилась карамелька (затерявшаяся в заднем кармашке юбки), улыбнулся от души и лизнул Машу в щёку.

— Ну что, Евпатий, — строго проговорила Маша, поглаживая шею коня, — судя по цвету зубы чистить мы не желаем. Ай–ай–ай.

(Как вы думаете, коню было стыдно? Нисколечко. В конце концов у него нету рук, чтобы держать зубную щётку, его зубная щётка — это сено, которое нужно постоянно пережёвывать, а в июне всё свежее, сочное, зелёненькое, намного вкуснее прошлогоднего сена. Вот и подзапустил немного.)

— Это тебе, Маша, ай–ай–ай, — вдруг послышался голос Василия, — сама критикуешь, и тут же конфетами угощаешь. Где ты видела, чтобы от сладкого у кого–то зубы становились лучше?

Маша обернулась — в проёме сарая стоял Василий с загипсованной рукой на перевязи и лукаво улыбался. Его улыбка была намного белее, чем у Евпатия.

— Ну я же совсем одну, совсем маленькую конфетку дала, — начала оправдываться девочка, — от одной ничего плохого не случится. Точно.

— Ты вот лучше яблоком угости, — решил Василий, скрылся в сарае и тут же появился обратно с зелёным яблоком в руке, — бери, — передал он его Маше.

— Спасибо, — поблагодарила она, и протянула яблоко коню.

Евпатий осторожно взял его, и захрустел с довольным видом.

— Как рука, болит? — спросила Маша.

— Совершенно не болит, только очень чешется под гипсом, — пожаловался мальчик, — пытаюсь чесалку сделать.

— Одной рукой? — удивилась Маша.

— Ну да.

— И как, получается?

— Почти готова, — похвастался Василий, — пойдём, покажу.

Маша прошла в сарай, где, как и в любом деревенском сарае, хранилось всё, что требуется для жизнедеятельности и даже что не требуется, но хранится про запас, на всякий случай, даже если этот случай за сто лет не представился ещё ни разу. Вдоль стены были расставлены лопаты, грабли, косы, тяпки, на стене на полочках были разложены инструменты, стояли банки с гвоздями и красками, лежали мотки проводов, какие–то железяки, с другой стороны стоял самодельный деревянный верстак с тисками, в которых была зажата тонко обструганная палочка, и рядом рубанок, которым её очевидно обстругивали. Верстак мастерил в своё время дедушка Василия, и под столешницей были сделаны полки и выдвижные ящики для хранения инструментов, а рядом большая плетёная корзина для мусора. В углу сарая пряталась большая металлическая зелёная бочка, рядом с ней были сложены доски и обрезки досок, потом два запылённых огромных комода, бензиновая газонокосилка, электрический генератор, три велосипеда разных размеров, вёдра. На стене висели на верёвочках три пары резиновых сапог и какой–то хлам в полиэтиленовых пакетах, а также старые деревянные лыжи. К стене было прислонено зеркало в деревянной раме, очевидно от какого–то старинного комода, потускневшее и покрытое слоем пыли, рядом с ним две деревянных табуретки. Приятно пахло свежей еловой стружкой, разбросанной как на самом верстаке, так и вокруг него, и от этого аромата как–то сразу улучшалось настроение.

Василий ослабил тиски, и взял оструганную палочку, сильно напоминающую учительскую указку, но только не такую длинную.

— Смотри, — сказал он, и просунув палочку под гипс, стал почёсывать руку. — Ух, хорошооо, — довольно выдохнул он.

— Да как же ты одной рукой справился? — спросила Маша. — разве тебе дедушка не мог помочь?