— Модерн обладает большим удобством на мой взгляд, я привык к комфортной простоте.
— А по мне так английский стиль просто изумителен, такой семейный, уютный. Это забавно звучит с учетом того, что в Англии я никогда не была. Для меня это стиль романов Джейн Остин.
— Поклонница мистера Дарси? — улыбнулся Тропинина.
— Мистер Дарси… Ммм… Таких мужчин, на мой взгляд, существовать не может, которые в определенном возрасте, при сложившемся характере, притом, что они чего-то добились, вдруг пересмотрят свое отношение и поведение. Я, скорее, поклонница Элизабет, она ближе к реальности, характер, на мой взгляд, она не меняла, а лишь сумела преодолеть предубеждение и позволить обновленной версии Дарси войти в ее сердце.
— У тебя тоже предубеждение против мужчин, находящихся выше тебя по социальной лестнице? — Тропинин сощурился.
— Нет, у меня предубеждение против всех мужчин. Уж исторически так сложилось, что женщинам приходится быть гибче, приходится с большим мириться и меняться. Хотя, стоит отметить, что границы сейчас размываются. Если сравнивать поколение моих родителей и мое.
В наш импровизированный кабинет вошел Роман Васильевич. В руках его сияли гранями высокие бокалы, занявшие место возле нас с Тропининым.
Густое рубиновое вино наполнило каждый из них на треть.
— А Роман Васильевич, и правда, так хорошо готовит? — спросила я, понизив голос, едва повар ушел.
— Божественно, — кивнул Виталий Аркадьевич. — У него талант. Раз попробовав блюдо, он может приготовить абсолютно идентичное. Он как-то умеет улавливать все нюансы вкуса, специи, соль, ингредиенты. Но он считает себя скорее подражателем, нежели поваром, говорит, что придумывать что-то свое не умеет.
— Вряд ли он получает большой доход от трех столиков? — я пристроила бокал на салфетку. Вино было великолепным, терпким, сочным, я почувствовала, как оно побежало по венам после первого же глотка.
— Роман Васильевич более чем обеспеченный человек. Ему доставляет удовольствие готовка сама по себе. Это закуток для друзей и знакомых.
— Укромное место, где вы обсуждаете важные сделки и правите миром? — улыбнулась я.
Тропинин усмехнулся.
— Нет, у Ромы не принято говорить о делах, в том то и дело, что у него говорят о семьях, друзьях, событиях вне бизнеса.
С ним было поразительно легко и интересно. И дело было не в вине. Мы действительно не затронули вопросов его деятельности. Виталий Аркадьевич рассказал историю особнячка, в котором и разместился семейный ресторанчик, приютивший нас, легенду о призраке старика-сторожа, который до сих пор ищет свои ключи, бродя из помещения в помещение. Для Питера такие сказки не новы, мистикой тут пропитано все. Но Тропинин умел рассказывать, а не просто отдавать приказы, и быть недовольным.
Кошачий суп оказался наваристым, обжигающе горячим и потрясающе вкусным. Своеобразная мексиканская шаверма была остра, но специи не убивали аромата превосходного мяса и овощей.
Роман Васильевич каждым своим появлением давал нам новую тему для разговора. И во многом темы касались Тропинина и Питера. Оказалось, что детство Виталия Аркадьевича прошло в той самой квартире на Фонтанке, правда, тогда это была действительно квартира, а не целый этаж. Прошло оно и на крышах Серого города, которые для подростков были теми же улицами, в его подвалах и бомбягах, сирены, которыми мальчишки раздражали весь окрестный люд.
Мать Тропинина, имя которой с легким придыханием произносил Роман Васильевич, оказалась доцентом кафедры иностранных языков. Наш повар сокрушался по поводу того, что молодой Тропинин нервы ей подпортил основательно.
Я даже не думала, что мне будет так интересно и легко, что я будто смотрю пьесу. И в конце героям хотелось аплодировать, побыть восторженным зрителем.
Но в какой-то момент настроение Виталия Аркадьевича изменилось. Я почувствовала это нутром. Задумчивость пришла на смену веселости.
— Расскажи мне о себе, — голос его был тих, и сказал мужчина почему-то это с акцентом.
— Вас вряд ли интересует, какой садик я посещала и какую школу окончила, — взяв в руки салфетку, я решила занять руки.
— Ты права, мне интересно, чего ты хочешь от жизни, Соня? — вопреки правилам приличия он положил локти на стол, сцепив пальцы в замок и смотрел на меня выжидательно.
— Это почти так же, как спросить про смысл жизни, — я посмотрела Тропинину в глаза. — Хочу, чтобы у меня и Абрикоса было завтра. Когда ты — родитель, и, притом, единственный, жизнь, ее смысл смещаются на твоего ребенка.
— А чего ты хочешь для себя? — он подался чуть вперед.
— Лично для себя, — я задумчиво закусила губу. — Когда-нибудь сдать экзамен и занять вакантную должность. Работать на себя.
— Почему когда-нибудь? Почему не сейчас?
Я усмехнулась своим мыслям.