Пора прекратить этот цирк. И признать, что надежды были напрасными.
— Нет. — Вскидывает на меня свой потрясающий взгляд и чуть придвигается сам. — Я думал совсем не об этом. Нам с Василевсом нравится твоё общество.
— Евгений Дмитриевич…
Хочу предостеречь его от лишних оправданий. Мне будет легче, если прямо сейчас всё решим.
Мы стоим в его просторной прихожей, на расстоянии нескольких шагов друг от друга. И пока я пытаюсь удержать сорвавшееся дыхание, предотвратив срыв эмоций, он это расстояние сокращает до отметки «очень близко». Останавливается прямо в нескольких сантиметрах от меня.
— Мне так нравилось, когда ты звала меня по имени.
Я отшатываюсь и упираюсь спиной в полотно двери. Сердце ухает вниз, прихватив с собой язык и мозги.
— Просто по имени, а не так, как сейчас, будто я всё ещё твой начальник…
— Уже нет, но это ничего не меняет. — Оживают мои голосовые связки. Даже сама поражаюсь над их работоспособностью…
Он долго смотрит на меня, а потом отодвигается так, чтобы я могла вздохнуть и убирает руки в карманы брюк.
— Возвращайся к нам, Полин. — Держит прямой взгляд. — Ты ведь сейчас не работаешь, а мои все без ума от тебя. До сих пор обижаются, что я позволил тебе уволиться.
Я давлюсь воздухом от неожиданности и возмущения.
— Вы серьёзно сейчас?
— Абсолютно. — Кивает.
Как можно переключаться с одного на другое так быстро? Или это обманный манёвр такой? Чтобы усыпить бдительность?
Похоже, он видит меня насквозь. И от этого почему-то становится горько.
— А вы не слишком оборзели, Евгений Дмитриевич? — Шиплю в ответ, чуть приближая к нему своё лицо. — Сначала кот. Потом типография! А дальше что? Скажете ноги раздвинуть между делом в обеденный перерыв?!
Я вообще не слежу за языком, и не сразу замечаю, как мои слова рождают нехороший отблеск в его глазах. И ещё то, что уже так близко, что могу почувствовать его дыхание на своих губах.
— Скажу. — Нагло выдаёт он, снова нависая надо мной, как исполинская скала.
— Что? — Задыхаюсь. — Вы… Да, вы…
Я не соображаю, что творю, даже не пытаясь отодвинуться, уйти… убежать, подальше отсюда в свой безопасный мирок.
Стою и дышу с ним одним воздухом, как ненормальная, гоняя его через лёгкие.
— Всё, замолчи, Платонова… — Рычит Слон, прежде чем схватить меня за шею и впиться губами в мои — сухие и горящие огнём от такого внезапного нападения.
Он целует меня жадно, будто мы и не расставались на те мучительные две недели, и прижимает к себе и двери одновременно сильно. Кажется, хрустнули рёбра…
Стягивает шапку с моих волос, ладонями сжимает щёки, углубляется языком, будто до души собирается достать, а я в полной прострации несколько секунд — позволяю себе наслаждаться этими невероятными ощущениями.
Как настоящая эгоистка. Но всему есть предел.
Мне приходится приложить немалые усилия, чтобы оттолкнуть его. И физические, и душевные. Ведь на самом деле, я не знаю, как должна поступить. Но чувствую, что ещё немного, и исправить уже ничего будет нельзя…
Его губы блестят, дыхание рваное, тяжёлое, а в глазах — грозовые раскаты. Если сейчас не уйти, вряд ли от меня вообще что-то останется…
Я так резко разворачиваюсь и открываю дверь, что он не успевает спохватиться.
Оставляю мужчину в таком виде, позабыв про шапку, пересчитывая ступеньки вниз так быстро, что голова кружится, и даже подташнивает немного.
Нельзя так со мной!
Я же не железная!
Мне так плохо было эти две недели без него, а теперь он заявляется и считает, что может управлять мной, как марионеткой, в собственных корыстных целях!
Очухиваюсь, уже находясь в автобусе.
Прикладываю дрожащие пальцы к губам.
Не верю, что это случилось.
Ему не верю.
И себе тоже.
«Скажу!»
Это ж надо было такое выпалить!
Да что он о себе возомнил?
Думает, что у меня вообще гордости нет, на все его прихоти отвечать готова?
Я может и готова, но ему об этом знать вовсе не обязательно.
Телефон пиликает о входящем сообщении.
С того самого, до боли знакомого номера.
Боюсь открывать, пальцы дрожат и внутри всё переворачивается.
Собравшись с духом, нажимаю на экран.
«Подумай над моим предложением. Я хочу, чтобы ты вернулась.»
И вот, если честно, этим он только усугубил ситуацию.
Потому что я ждала, как минимум, извинения, и каких-нибудь сопливо-романтических признаний, типа того, что он жить без меня не может.
Но у этого экземпляра абсолютная врожденная способность убивать всю романтику на корню.
Итак, соберись, размазня.
Твои сопли и чувства абсолютно никому не интересны. Хоть сколько тут слёзы лей.
Тридцать два процента.
Для кого-то всего лишь цифры.
А для меня — железобетонная статистика, которая ещё ни разу на моей памяти не ошибалась.
Глава 21
Евгений
— Ты хоть что-то понимаешь в этих женщинах? — Спрашиваю Василевса, который без стыда и совести, в такой нелёгкий для меня момент, вылизывает свой пушистый зад, подняв заднюю ногу кверху.
Ему до лампочки.
— Конечно… откуда… у тебя же таких проблем нет…
Мой кот был кастрирован ещё в детском возрасте. И я на какую-то долю ему даже завидую, ни забот тебе ни хлопот… Жри да спи, — не жизнь, а сплошное удовольствие.
Я был сдержанным всё это время.