Радужный

Сознание плыло где-то в космосе, ничего ему не мешало, оно было свободным от бед и забот. Как же хорошо было сознанию, и только что-то мешало ему испытывать полное счастье – что-то очень далекое, меж звезд, сковало диким холодом и пронзило мозг болью.

Боль была повсюду, она охватывала тело от кончиков пальцев на руках до кончиков пальцев на ногах, а холод! Я осознал, что в аду на самом деле должны не гореть, а замерзать: холод хуже жара, от него не спрячешься, от него не скроешься, леденящий холод везде. Открыв глаза, я увидел тусклую лампочку Ильича, привинченную к потолку. Я висел на своих руках, в наручниках. Наручники были подвешены за крюк, который торчал из кирпичного потолка. Рядом, на втором таком же крюке, висел Колян, он все еще был без сознания. Я позавидовал, что он не испытывает такой боли, как я. Хотя в этот момент я понял, что рук уже почти не чувствую и потихоньку замерзаю. Мы были в пристройке или подвале из кирпича, дверей наружу я не видел, слева от меня, на краю зрения, маячила какая-то фигура. Я повернул голову, чтобы рассмотреть ее поближе, но движение отразилось новой волной боли по всему телу, и перед глазами поплыли радужные круги.

– Очнулся, Лёшенька? Ну славно, славно, значит, мои бойцы тебя не сильно приложили. Коленька вот только никак в себя не придет. Как ты себя чувствуешь, Лёшенька?

Ласковый, вкрадчивый старческий голос меня ошеломил. Я даже попытался ответить что-нибудь вроде: «Спасибо, нормально», но прозвучало лишь невразумительное мычание.

– Что говоришь, Алёшенька? Непонятно. Ладно, сейчас мы тебя в порядочек-то приведем, нам с тобой предстоит долгая беседа, нужно, наверное, вас уже снимать. Арсен! Давай Лёшеньку ко мне в кабинет, Колю тоже в чувство приведи – и ко мне.

Могучие руки подхватили меня и сняли с крюка. Кровь ломанулась в затекшие руки, наполнив тело дополнительной порцией боли, и я провалился в темноту.

Второе пробуждение было не настолько болезненным, так как в этот раз я пришел в себя не подвешенным к крюку, а полулежащим в кресле напротив стола. На столе стояла чашка чая, над которой вился парок, а пить хотелось сильно. За столом сидел старичок, который изучающе смотрел на меня. Увидев, что я очнулся, он кивнул в сторону и произнес:

– Алёшенька, дорогой, давай попей чаёчку с лимончиком, тебе сейчас это будет очень полезно.

Я взглянул на свои руки: кисти выглядели ужасно, ныли, и от них исходили постоянные покалывающие импульсы, но они были подвижны. Хотя суставы как будто пересыпаны песком. Я двумя руками взял чашку, осторожно поднес к губам и начал по глотку пить. Горячий чай правда помогал. Я внимательно посмотрел на старичка, пытаясь понять, где я и что со мной. Судя по всему, мы не в тюрьме, иначе обращение с нами было бы лучше, но перспективы существенно хуже. Скорее всего, опасения Коли по поводу теневой сферы бизнеса оправдались…

– Алёшенька, меня звать Виктор Сергеевич. Нехорошо вы, Лёшенька, поступили: наркотик какой-то новый изобрели, а со мной не поделились, лабораторию где-то в лесу создали и спрятали-то ее как хорошо, лабораторию эту, прямо ну никак мои бойцы ее найти не могут. Вас-то вот легко нашли, месяц, главное, за вами следили, а вы словно маги какие. Я, главное, им такой говорю: «Вы внимательней следите, ход, может, какой подземный или дупло секретное», а они мне: «Виктор Сергеевич, ну что мы, первый год, что ли, в наружном наблюдении? Все знаем, все умеем, но они как сквозь землю проваливаются! И главное где? Прямо в городе, считай! Полянку себе отсыпали гравием, дорожку облагородили, шлагбаум, значит, поставили – и нате, съехали и пропали!» Как это все, Алёшенька? Как?

По-видимому, до настоящих вопросов дело еще не дошло, Виктор Сергеевич, похоже, просто рассуждал сам с собой, я хотел было вклиниться и ответить, но он продолжил:

– Вот реально, Алёшенька, я ведь и в органах много лет отработал, и сейчас вот сам по себе работаю, всякого я повидал, думал, может, шпиёны вы какие с Коленькой. Но так нет же, наши, прозрачные как стекло, и тут такие кульбиты выкидываете! Главное, денег-то заработали нехило, а я такой думаю: что же случилось, почему у меня-то не берут? Вроде столько лет все отлаживал, оттачивал, а тут – бах! – два мальчика каких-то меня хлеба лишают. Нехорошо, совсем нехорошо… Вас бы шлепнуть обоих – да дело с концом, ну уж больно заинтересовали вы меня: наркотик ваш волшебный просто, без уходов и передозов, и способности эти испаряться на ровном месте… ну прямо инопланетяне вы какие-то! Я зачем в подвал-то приходил: посмотреть, кровь у вас какого цвета – кровь красная, ну, знать, наши вы, каневские. И кто же вы такие?