RAEM — мои позывные

На капитанском мостике «Литке» (сейчас, когда «Литке» давно разрезан, этот мостик можно увидеть на Морской выставке у Сретенских ворот в Москве) стояли достойные люди — Г. Д. Красинский и капитан А. П. Бочек. Несмотря на большую течь, ледорез, случайно оказавшийся в районе неприятностей «Челюскина», пришел нам на помощь, честно сообщая, что сам находится в аварийном состоянии.

Мы хорошо понимали благородство этого порыва. «Литке» подошел на предельно близкое расстояние, и начались драматические переговоры между руководителями обоих экспедиций.

В радиорубке — только радисты, Шмидт и Воронин. Дверь наглухо закрыта. Под дверью неотвязно и неотлучно дежурит журналистская братия. Разговоры идут по радиотелефону. Черная тарелка репродуктора, висящая на стене, доносит до нас информацию, решавшую судьбу экспедиции.

Так длилось несколько суток. Корреспондентам ничего не сообщалось. Молчал Шмидт. Не распространялся ни о чем Воронин, да ему никто вопросов и не задавал; ну, а мы, радисты, разумеется, тоже молчали, отлично понимая, что можно, вернее чего нельзя, обнародовать среди наших приятелей-журналистов.

Участникам и свидетелям переговоров было ясно: «Литке» способен приблизиться к нам лишь на то расстояние, которое разрешат преодолеть ему льды. Мы надеялись, что расстояние окажется посильным для пешего перехода.

14 ноября «Литке» находился от нас в 35 милях. И близко и далеко. Казалось, что план переброски части людей на «Литке» становится реальностью. Были объявлены списки. Уходящие собирались в дорогу. Чадолюбивые родители Васильевы и Буйко мастерили санки, чтобы перевезти своих малышей.

Определялся вес посильного багажа. Для этого был произведен эксперимент: тройка отборнейших «лошадок» — кинооператор Аркадий Шафран, главный инженер Главсевморпути Ремов и подрывник Гордеев таскали на протяжение часа санки, загруженные пятью пудами кирпича. Экспериментаторы взмокли от пота.

Погода пасмурная. Корабль где-то близко, но, сколько мы ни всматривались в горизонт, даже намека на дым «Литке» не видно. На горизонте повсюду сплошной тяжелый лед, который явно был не по зубам ни нам, ни израненному ледорезу. Отправлять людей никто не рискнул. Вариант пешего перехода с корабля на корабль отпал.

17 ноября, с интервалом в 20 минут, мы получили одну за другой две радиограммы. В первой, правительственной, заместитель председателя Совета Народных Комиссаров СССР В. В. Куйбышев передавал «Литке» в распоряжение Шмидта. Во второй капитан Бочек просил разрешения на вывод «Литке» из льдов. Ледорезу грозила опасность попасть в такое же положение, как и «Челюскин». Состоялось короткое совещание, на котором Шмидт, опросив руководство экспедиции, услышал один и тот же ответ:

— Отпустить!

В радиорубке мирно и тихо сияли большие генераторные лампы. Жужжали вентиляторы передатчика. Было тесно. Воронин молчит. Мы, радисты, храним гробовое молчание. В этой тишине самыми обыденными словами, без всякого пафоса, Шмидт говорит Бочеку и Красинскому:

— Очевидно, мы решаем правильно. Уходите. Вы в аварийном положении. Что делать! Мы остаемся в дрейфе…

* * *

Руководство понимало всю опасность нашего положения: неприятности возможны, а поэтому к ним надо готовиться.

Большая часть этой подготовки упала на плечи хозяйственников. Положение у них было нелегкое: однородные по существу грузы хранились в разных местах корабля (грузы экспедиции, неприкосновенный запас, грузы зимовщиков острова Врангеля). Для аварийной выгрузки такая система не годилась. В случае неприятностей можно было утопить все нужное и выгрузить все не нужное. Вот почему, явившись с докладом к Шмидту, Иван Алексеевич Копусов предложил, не откладывая в долгий ящик, пересмотреть систему хранения.

Шмидт согласился. Но аврал — привычное средство массового использования физических сил участников похода — наш начальник отверг напрочь. На корабле были не только закаленные, готовые ко всему полярники. Среди челюскинцев были женщины, дети и непривычные люди, приглашенные в экспедицию как узкие специалисты, далекие от морской практики.

Шмидт распорядился навести порядок без излишнего шума. Под руководством Бориса Могилевича пять человек провели в глубине трюмов незаметную, но важную работу. За несколько дней все было подготовлено к аварийной выгрузке.

Окончание такого рода работы хорошо было бы завершить учебной тревогой. Сигнал этой тревоги пробил сам океан. В одну из ночей, когда произошло сильное сжатие, пришлось произвести выгрузку на лед. Работа шла всю ночь, и, хотя вскоре все пришлось тащить обратно, это была первая серьезная репетиция, поучительная и полезная.

Теперь, когда окончательно выяснилось, что застряли мы достаточно крепко и придется дрейфовать, было проведено несколько собраний. Тема их не самая приятная: руководители экспедиции откровенно говорили о нашем опасном положении. Надеясь на лучшее, надо было быть готовыми к худшему.