RAEM — мои позывные

Долго обсуждали, что делать с научным имуществом. По предложению Папанина решили погрузить на нарты: вся наша наука переходит на кочевой образ жизни. До наступления темноты едва успели наладить связь. Но ничего радостного сообщить Москве мы не могли. Льды продолжают наступать. Появились новые трещины. Вокруг, насколько хватает глаз, видны отдельные льдины, разделенные водой. Весь день, пока я возился с рацией, Папанин, Ширшов и Федоров перетаскивали грузы к середине нашего осколка, который становится все меньше и меньше. К утру 2 февраля его габариты были тридцать на пятьдесят метров. С каждым часом становилось все неуютнее.

Женя и Петя пошли на разведку. Хотелось найти по соседству какую-нибудь льдину побольше. Действовали Женя и Петя смело и решительно, но менять наш обломок не на что. Кругом сплошной битый лед. Поле раскололось на небольшие куски, у которых, как не трудно догадаться, была одна судьба — растаять!

В километре от лагеря наши разведчики наткнулись на остатки гидрологического хутора. Из разорванного брезента торчали бамбуковые палки. Очень хотелось унести с собой и спасти лебедку, но она была слишком тяжела, чтобы тащить ее через трещины. И все же наши разведчики не пришли с пустыми руками. Пользуясь тем, что льдины иногда поджимало одну к другой, они добрались до одной из баз продовольствия, дрейфовавшей самостоятельно на другом обломке поля. Вернулись с трофеями — взяли оттуда мешки с меховой одеждой и клиппербот.

С высокого тороса разглядели еще две базы с продовольствием и горючим, однако, прорываться к ним не рискнули. Базы отрезаны слишком широкими разводьями. Тем временем я возился с антенной. Разместить ее на нашем осколке не удавалось. Длина антенны — больше шестидесяти метров, а наибольшая длина нашего ледяного обломка не превышает пятидесяти метров. В двух местах по краям льдины воткнул бамбуковые палки и натянул антенну в виде буквы «Г». Попробовал — действует. Удалось передать на «Мурманец» ту единственную радиограмму от 2 февраля, каждое слово которой мы тщательно обсудили и взвесили, чтобы не создавать на материке поводов для излишнего беспокойства.

«В районе станции продолжает разламывать обломки полей протяжением не более 70 метров. Трещины 1–5 метров, разводья до 50. Льдины взаимно перемещаются. До горизонта лед 9 баллов, в пределах видимости посадка самолета невозможна. Живем в шелковой палатке на льдине 50 на 30 метров. С нами трехмесячный запас, аппаратура, результаты. Привет от всех».

С чувством огромной благодарности вся четверка поглядывала на ветряк, который, неуклюже размахивая своими крыльями, подзарядил аккумуляторы. Теперь радиосвязь обеспечена.

* * *

Эти дни, потребовавшие от нас внутреннего напряжения, оказались полными драматизма и для наших спасателей. А для тринадцати из них они закончились трагично…

На Ленинградском Балтийском заводе невиданными темпами рабочие ремонтировали ледокол «Ермак». Отчаянно воевал со льдами, пробиваясь к нам, мотобот «Мурманец», в жестоком шторме продвигался ледокол «Таймыр», в Москве стартовал, взяв курс на север, дирижабль «СССР-В-6» под командованием Н. С. Гудованцева и И. В. Панькова.

Риск был непременным спутником всех спасательных отрядов. Рисковал «Мурманец». После того как наша льдина начала трескаться, Отто Юльевич послал капитану этого крохотного кораблика, седоусому Ульянову, приказ:

«Правительство поручило мне передать вам задание обязательно дойти до лагеря Папанина, спасти героев, снять их со льдины. Вложите все силы в выполнение этого исторического задания. Доносите о продвижении каждые шесть часов.

Шмидт».

Чтобы выполнить этот приказ, командуя утлым деревянным суденышком, надо было быть героем.

Уже, после того как все было кончено и мы благополучно вернулись в Москву, известный журналист Михаил Розенфельд опубликовал на страницах «Известий» корреспонденцию о подвиге этих людей. Небольшой отрывок из его очерка «Неустрашимый корабль „Мурманец“ дает представление об этом.

«…Неожиданный ураган погнал судно, и опять разбушевавшиеся волны обрушились на палубу, грозя каждую минуту потопить маленький корабль. Случилось это первого февраля, когда ураган разломал льдину станции „Северный полюс“ и папанинцы очутились в опасности. Капитан Ульянов тотчас же сменил курс, намереваясь сквозь разводья проникнуть к лагерю. В двадцатиградусном морозе волны, перекатываясь через корабль, мгновенно обледеневали. Палуба, борта, надстройки, мачты, люки, трапы, грузы, одежда людей покрылись коркой льда. Выбиваясь из сил, матросы, свободные машинисты, сменившиеся с вахты штурманы скалывали лед. Корабль под тяжестью льда начал терять плавучесть. Моряки „Мурманца“ напоминали движущиеся ледяные статуи. Они продолжали скалывать тонны льда. Скрываясь от урагана, капитан повел корабль во льды…»